Женщины французского капитана
Шрифт:
В тот момент Трюшон и явился.
– Вот зрю я льва, – провозгласил он, – и лев обозревает поле битвы, оставшееся за ним, и чувствует, что сыт.
– Это откуда? – поинтересовался Сезар.
– Ниоткуда. Сам сочинил. Получился бы из меня сказитель?
– Отвратительный.
– Никогда вы меня не хвалите, – пожаловался Трюшон, – все ворчите и ворчите. Что за мерзкая у вас натура.
– Хуже некуда, – рассеянно согласился Сезар. – Как ваши интервью?
– Благодарю, все прекрасно. «Ла Пресс» должна мне гонорар
Они стояли рядом и смотрели на толпу – офицеры флиртовали с дамами, сверкали драгоценные камни, вспархивали веера. Оркестр, настроив, наконец, инструменты, заиграл нечто воздушное, и пары закружились, словно листья в водовороте.
– Обещают венский вальс, – сказал Трюшон. – Пойду, что ли, отыщу себе даму. А вы будете танцевать?
– Возможно, позже.
– Перетрудились за эти дни?
Виконт пожал плечами.
– Я все думаю о капитане де Эмоне. Ведь я даже не знаю, как выглядел этот человек, подбросивший мне столько пищи для ума; я слышал, что он был красив, но даже мертвым его не видел. И жалею, что не могу сказать ему спасибо – за то, что он для меня сделал.
– Ого! – восхитился Трюшон. – А что он для вас такое сделал?
– Я вам расскажу как-нибудь потом, за ужином. Самое главное, пожалуй… Я сначала думал, что это дело о любви. Потом о дружбе. Затем уже, когда поймал де Лароша, думал, что это дело о предательстве и дезертирстве. Но, Ксавье, это все-таки оказалось дело о любви. И я начинаю подозревать, что так оно всегда и было.
– Так было – что?
– И это, и мое личное дело, пожалуй. Все стоит на любви. Абсолютно все.
– Самое время вспоминать об этом на войне, – саркастически заметил Трюшон.
– Именно здесь. Де Ларош заставил меня задуматься, спросив, за что я дерусь… Ну а вы?
– Что я? Я пишу статьи и дерусь за свободу печати.
– Да ну вас к черту.
– Перестаньте чертыхаться, иначе заслужите выговор от старшего офицера. А вот и он. Ваш полковник идет, – усмехнулся журналист, указывая куда-то в толпу.
И действительно, то был полковник де Дюкетт, оглядывавшийся в поисках кого-то; увидев, наконец, Сезара, он направился к нему быстрым шагом. Лицо полковника казалось странным.
– Что-то случилось, – негромко произнес виконт. Трюшон же словно засветился от любопытства по своей журналистской привычке.
Подойдя, полковник бросил отрывисто и без лишней прелюдии:
– Мне только что сказали. Час назад Максим де Ларош застрелился в арестантской палатке.
Трюшон присвистнул.
– Из чего?! Из собственной совести?!
– Из армейского пистолета, взятого в нашем арсенале. Номер полка с ручки содран, – по всей видимости, полковник был сильно огорошен новостью, так как не подумал о том, что разглашает ее при журналисте. – Откуда он его взял, неизвестно. Наверное, кто-то передал.
– Задира Пьер? – предположил Трюшон азартно.
– Я его видел здесь недавно, – сообщил виконт. – Да вон он, танцует. Мне Задира сказал, что однажды мы непременно будем стреляться.
– Мог бы и поблагодарить, – заметил Трюшон, – вы его из подвала вытащили и сняли обвинение. Которое, впрочем, сначала ему и предъявили сами… М-да.
– К сожалению, это мог быть кто угодно, – сказал де Дюкетт, продолжая свою мысль. – Солдат, охранявший палатку, сознался, что покинул пост и на две минуты отошел по нужде. Видимо, тогда де Ларошу и передали пистолет. То ли доброжелатели, то ли друзья де Эмона. В любом случае результат мы имеем.
– Значит, трибунала не будет. Мне искать того, кто передал пистолет? – осведомился Сезар. Полковник помолчал, а потом сказал:
– Нет.
– Благодарю. Потому что я вряд ли его бы нашел.
– Такая история… – пробормотал де Дюкетт и добавил уже совсем другим тоном: – Завтра в семь чтобы были готовы. Мы движемся дальше.
– Слушаюсь.
Полковник отошел; дождавшись, пока он покинет пределы слышимости, Трюшон заметил:
– Ну и ну. Забавный конец истории.
– Почему я ничуть не удивлен? – вопросил Сезар неизвестно у кого, но ответил ему журналист:
– Потому что все произошло в духе времени. А вы уже почуяли этот дух. Ату их, ату!
– Ксавье, вы вроде не пьяны. Что за чушь вы несете?
– Не знаю, но она мне кажется непреложной истиной. Счастливый господин де Ларош! Он уже в аду, а нам ад только предстоит.
Виконт внимательно на него посмотрел – на сей раз журналист был серьезен.
– Думаете, баталия затянется надолго?
– Уверен. Маршал слишком слаб, чтобы продержаться долго, а без него неизвестно, сколько мы провозимся. Я бы позаботился о теплой одежде.
– Тьерри говорит, нам обещают шинели.
– А мне никто не обещает. Придется покупать самому.
Заиграли венский вальс; мягкая мелодия поплыла над импровизированной площадкой для танцев, и вновь закружились пары. Виконт скрестил руки на груди. Черт возьми, какое же все-таки дикое смешение мира с войной – как будто ночь и день соединили в одном бокале! И нигде так остро не чувствуется жизнь, как здесь.
– Добрый вечер, господа, – произнесла Вивиана де Рюэль, останавливаясь с ними рядом.
На ней было ослепительное красное платье; в нем она казалась языком пламени, взвившимся к небесам. В ушах и на шее у нее, словно звезды Млечного Пути, переливались драгоценности.
– Мадам де Рюэль, – Сезар поцеловал ей руку. – Вы прекрасно выглядите.
– Благодарю, – Комплимент она приняла равнодушно. – Вы танцуете венский вальс, виконт?
– Пока еще нет, мадам. Но когда его станут сегодня повторять, непременно станцую.
– Я запомню, – она собралась уходить, однако Сезар остановил ее: