Женщины и мужчины в дружбе и любви. Мадридский треугольник
Шрифт:
— Неужели с тобой что-то может случиться за пару дней? — не поверила своим ушам Ирина.
— Я точно не знаю, — уклончиво ответила подруга. — Просто объясняю свое излишнее беспокойство и нервозность. Прости, я вспылила…
— Все в порядке. Я понимаю.
— Вот и помирились!
— Я готова стать крестной в любой день. Назови дату и время, — предложила Ира.
— Завтра в двенадцать. Согласна?
— Так быстро?
— Поверь, в моем положении это уже долго.
— Значит, нам нужно сегодня обязательно встретиться, чтобы обсудить мои покупки…
— Ничего не
— Ты была настолько уверена, что я прилечу? — спросила Ира.
— Даже не сомневалась, — призналась подруга. — Ты не могла бы поступить иначе.
— Может, мне надо заранее увидеться с ее отцом? Он, наверное, хочет поговорить с крестной матерью своей дочери? — поинтересовалась Ирина.
— У вас будет много времени для того, чтобы получше узнать друг друга. Сейчас у меня лишь одна просьба ко всем: прийти в назначенное время и место. Этого больше чем достаточно.
— Я буду, — безапелляционно заявила Ира.
— Замечательно, — облегченно вздохнув, сказала Марина. — Я тебе сегодня вечером позвоню и все расскажу.
Марина положила трубку, а Ирина еще несколько минут стояла не шевелясь, с телефоном в руках.
Она чувствовала себя предательницей и обманщицей. В то время, когда ее подруга умирала и нуждалась в ее внимании и заботе, она наслаждалась жизнью и упивалась любовью малознакомого мужчины. Это было настолько странно, неправильно и даже гадко, что настроение Ирины моментально испортилось. Она накинула платье и вернулась в квартиру, так и не искупавшись.
Ирина тяжело опустилась в кресло и уставилась в противоположную совершенно белую стену.
Казалось бы, нет ничего предосудительного в том, что она закрутила роман и радовалась жизни. За исключением того, конечно, что она была замужем и обманывала своего мужа, забыв о данных много лет назад клятвах и обещаниях. Но это были их личные отношения, и данную проблему должны были решать только они сами.
Жизнь Ирины отравляла мысль, что она способна испытывать радость в тот момент, когда по идее должна сопереживать близкому человеку и даже не помышлять о прелестях жизни.
Угрызения совести прочно вцепились в сердце, полосуя его острыми когтями. Ирина не понимала, как такое могло с ней произойти. Как она могла вообще что-то чувствовать, когда рядом притаилась и ждала своего часа смерть? Неужели она настолько черства к чужим страданиям? Неужели настолько эгоистична, что ее волнуют лишь собственные проблемы? Неужели она недочеловек? В какой момент своей жизни она превратилась в эгоцентричное существо?
Ирина казнила и бичевала себя несколько часов подряд. Она пыталась вырвать из сердца мысли о Карлосе, о наслаждениях, но, как ни стыдно было в этом признаться, втайне уговаривала себя, что болезнь Марины совсем не повод избегать или прятаться от радостей жизни.
Ирина поняла, что в одном человеке вполне могут одновременно существовать два противоречивых чувства: сопереживание и безразличие. Сопереживание являло лицо миру в моменты тесного контакта с несчастьем и болью. Безразличие расправляло крылья, лишь стоило душе затрепетать
Вечером Ира отправилась к Марине.
Ирина сидела в маленьком кафе недалеко от дома подруги и ждала. Почувствовав дикие угрызения совести после телефонного разговора, она перезвонила Марине через несколько часов и попросила встретиться, чтобы обсудить завтрашние крестины. Несмотря на то что подруга всячески пыталась избежать встречи, Ира проявила терпение, граничащее с назойливой настойчивостью, и в итоге добилась своего.
Упрямство Ирины объяснялось не просто искренним рвением оказать помощь, скорее, это было желание искупить вину, очистить свою совесть, почувствовать облегчение. Ирина не понимала истинной сущности своего поступка. Она верила в свое благородство и бескорыстность, однако в действительности эгоизм окутывал ее все сильнее и сильнее.
Марина появилась в кафе с опозданием. Выглядела она в этот вечер намного хуже, чем во время их прошлого совместного ужина. Каждый шаг давался с большим трудом, лицо осунулось и напоминало блин, черные круги под глазами не могло спрятать ни одно тональное средство. При первом взгляде на Марину сердце сжималось: то, что она тяжело больна, ни у кого не оставляло сомнений.
Только сейчас Ирина поняла, чего стоил подруге выход в люди, и в ней шевельнулось нечто похожее на сожаление и сочувствие. Она не должна была настаивать, зная о плохом самочувствии Марины.
— Привет! — встала Ира навстречу подруге.
— Здравствуй, Ирина, — кивнула в ответ Марина и с тяжелым вздохом села на стул.
— Тебе плохо? — заботливо спросила Ира.
— Ты все сама видишь, — раздраженно ответила она. — Зачем спрашивать?
— Прости, ляпнула, не подумав, — смутилась Ирина и нервно отпила глоток сангрии.
— Что ты хотела обсудить?
— Честно говоря, просто увидеть тебя.
Марина бросила на подругу одновременно укоряющий и жалостливый взгляд. За свою жизнь перенеся немало страданий, она понимала чувства Ирины лучше, чем кто бы то ни было. Однако выливать на нее злобу и обиду не стала. Она просто больше не испытывала низменных, порочных чувств и эмоций.
Парадокс человека, осознанно ждущего смерти, заключается в том, что он вовсе не зол на весь окружающий его мир. Скорее, наоборот, он перестает видеть мелочи, на которые раньше обращал внимание, не нервничает и не переживает из-за них. Соответственно он более спокоен и уравновешен. Он живет другими материями и категориями, где нет места суете.
— Ну, вот я здесь! — развела руками Марина.
— Спасибо, что согласилась встретиться.
— Ты мне не оставила выбора, — слабо улыбнувшись, произнесла Марина. — Твоя настойчивость достойна подражания!
— Я переживала, что расстроила тебя, — с нотками сожаления добавила Ира.
— Пустое, — махнула рукой Марина. — Не стоит даже вспоминать! Ты лучше скажи, куда пропала?
От неожиданности Ирина растерялась и чуть занервничала. Она не была готова обсуждать свои романтические отношения с кем бы то ни было. Кроме того, она не знала, стоит ли вообще об этом говорить.