Женщины могут все

Робертс Нора

«Великолепные ноги», — привычно подумал Тай.

Как всегда, София выглядела роскошно. Словно только что сошла с экрана. Казалось, она была увлечена словами Дона, потому что не сводила с его лица больших темно-шоколадных глаз. Но Тай видел, что она исподтишка сунула Салли печенье. Движение было незаметным, тщательно рассчитанным и нисколько не отвлекло Софию от беседы.

— Попробуй. Это фаршированные оливки. Пальчики оближешь. — Пилар поставила рядом с ним маленькую тарелку.

— Спасибо. — Тайлер обернулся. С Пилар он чувствовал себя непринужденно.

В этом семействе она была единственной, кто не требовал от него бесконечных пространных бесед, нужных только для того, чтобы слышать самих себя. — Не знаешь, когда мы перейдем к делу?

— Когда будет готова мама, и ни секундой раньше. Из достоверных источников мне известно, что ленч начнется в четырнадцать часов, но я понятия не имею, кого или что мы ждем. Впрочем, что бы это ни было, Эли кажется довольным. Это добрый знак.

Тайлер чуть не фыркнул, но вовремя вспомнил о хороших манерах.

— Будем надеяться.

— Мы не видели тебя несколько недель. Ты был занят? — Когда Тай начал подыскивать ответ, Пилар засмеялась: — Ну конечно! Чем еще ты мог заниматься, кроме дела?

— А разве на свете есть еще что-нибудь стоящее?

Пилар покачала головой и придвинула к нему оливки.

— Ты похож на мою мать больше всех нас, вместе взятых… Как поживает очаровательная блондинка, с которой ты встречался летом? Пэт… Пэтти, кажется.

— Пэтси. Вообще-то я с ней не встречался. Просто… — Он сделал неопределенный жест. — Ну, сама понимаешь.

— Милый, тебе нужно нечто большее. А не только… ну, сам понимаешь.

Этот чисто материнский совет заставил его рассмеяться.

— О тебе можно сказать то же самое.

— Куда мне, старой вешалке…

— Самой симпатичной вешалке в этой комнате, — возразил он, на этот раз заставив рассмеяться Пилар.

— Ты всегда был очаровательным, если хотел. — Комплимента, сказанного мужчиной, которого она привыкла считать своим приемным сыном, было достаточно, чтобы поднять ей настроение, в последнее время слишком часто подавленное.

— А мне? — София вскочила и схватила с тарелки оливку. Рядом со спокойной, уравновешенной матерью она казалась шаровой молнией. Человек, подходивший к ней слишком близко, рисковал получить удар током.

Во всяком случае, именно так чувствовал себя Тай и потому старался держаться на безопасном расстоянии.

— Говори быстро. Ты нарочно отдала меня на растерзание этому зануде Дону? — прошипела София.

— Бедняжка. Потерпи немного. Ему в первый раз за несколько недель удается сказать пять слов без помехи со стороны Джины.

— Ничего, он это заслужил. — София закатила темные глаза. — Как поживаешь, Тай?

— Нормально.

— По-прежнему с утра до ночи пашешь на винограднике Макмилланов?

— Конечно.

— Ты знаешь какие-нибудь другие ответы, кроме односложных?

— Знаю. Я думал, ты в Нью-Йорке.

— Была, — с насмешливой улыбкой ответила София, передразнивая его тон. — А сейчас здесь. — Она обернулась и посмотрела на двух юных кузенов, которые

начали вопить и реветь. — О господи, неужели все маленькие дети так несносны? Мама, как тебе удалось не утопить меня в фонтане?

— Радость моя, ты никогда не была несносной. Требовательной, дерзкой, вспыльчивой, но не несносной. Извини… — Пилар протянула Софии тарелку и пошла делать то, что удавалось ей лучше всего. Восстанавливать спокойствие.

— Наверно, это должна была сделать я, — со вздохом сказала София, следя за тем, как мать берет на руки плачущую девочку — Но я в жизни не видела более мерзких детей.

— Результат избалованности и заброшенности.

— Того и другого одновременно? — Она задумчиво наблюдала за Доном, не обращавшим внимания на хнычущего сына, и Джиной, бестолково причитавшей над мальчиком. — Похоже на правду, — пришла к выводу она и снова повернулась к Таю.

«Он такой… мужественный, — подумала София. — Высеченный из камня, как статуи вакхов, охраняющие долину». Во всяком случае, думать о нем было приятнее, чем о капризном четырехлетнем мальчишке, хныкавшем за ее спиной.

Если она сумеет завязать с ним беседу, то найдет себе занятие до самого ленча.

— У тебя есть какие-нибудь соображения о причине сегодняшнего сборища? — спросила она.

— Нет.

— А если бы ты знал, то сказал бы мне?

Он пожал плечами и уставился на Пилар, которая подошла к окну, держа на руках маленькую Терезу. «Насколько она естественна», — подумал Тай. «Как Мадонна… Да, Мадонна — самое подходящее сравнение». И внезапно злой, обиженный ребенок показался ему добрым и красивым.

— Как по-твоему, зачем люди заводят детей, если не собираются обращать на них ни малейшего внимания?

София начала что-то отвечать, но осеклась при виде вошедших в комнату отца и Рене.

— Хороший вопрос, — пробормотала она, взяла у Тая бокал и осушила его. — Чертовски хороший вопрос…

Стоявшая у окна Пилар напряглась; от удовольствия, которое она испытывала, утешая маленькую девочку, не осталось и следа.

Внезапно она почувствовала себя нескладной, некрасивой, старой, толстой и никому не нужной. Вот он, мужчина, который бросил ее. А рядом с ним — последняя из длинной череды ее заместительниц. Она моложе, красивее, умнее, сексуальнее…

Пилар знала, что матери это не понравится; тем не менее она опустила девочку на пол и пошла здороваться с ними. Ее улыбка была теплой, непринужденной и красила Пилар сильнее, чем думала она сама. В простых слаксах и свитере она выглядела более элегантно и женственно, чем Рене в ее шикарном наряде.

А врожденное изящество Пилар казалось более ценным сокровищем чем все бриллианты, горевшие на молодой женщине.

— Тони, как хорошо, что ты приехал! Привет, Рене.

— Здравствуй, Пилар. — Рене улыбнулась и провела ладонью по руке Тони. Бриллиант, украшавший ее палец, вспыхнул на свету. Она подождала, пока Пилар не увидела кольцо и не поняла, что это значит. — Ты выглядишь… отдохнувшей.