Женщины-террористки России. Бескорыстные убийцы

Будницкий Олег Витальевич

Надо было уходить. Расплатившись за ночлег, я вышла на крыльцо. Смотрю — слева у крыльца, как раз в сторону вокзала, развесистое дерево, все опушенное снегом. Сквозь ветви вижу фигуру своего ночного спутника. Он стоял спиной к крыльцу, но вдруг быстро повернул и нырнул куда-то за здание. Около гостиницы была небольшая площадь полукругом, в глубине ее мелочная лавочка. Хозяин как раз открывал двери, и сыщик соблазнился возможностью погреться, проведя всю ночь на улице. Пока он шел, я быстро пересекла за его спиной этот кусок дороги, самый опасный для меня. Дальше начинался забор, который скрывал меня от сыщика.

Добежала до станции как раз к моменту прихода поезда из Петербурга. Из окна вагона мне была видна вся улица до гостиницы «Звезда». И на ней никого. Сыщик продолжал греться.

Через полтора-два часа я была в Выборге.

После

моего отъезда из Петербурга, приблизительно через неделю, группе удалось все-таки устроить покушение на Николая Николаевича. Никитенко, благодаря связям с железнодорожниками, проник с Обводного канала через боковую калитку, закрытую всегда на замок, на полотно железной дороги, недалеко от вокзала. Ему удалось беспрепятственно, перед самым отходом поезда, в котором следовал Николай Николаевич, положить на рельсы большое количество динамита. Когда Б. Н., уже возвращаясь, подходил к калитке, то железнодорожный сторож заметил его фигуру, мелькнувшую в темноте. Бросился за ним, но он успел скрыться. Сторож поднял тревогу, поезд задержали. Осмотрели путь, и динамит был найден.

Глава IX

Снова в динамитной мастерской

В первой половине марта 1907 г. Азеф вызвал меня в Гельсингфорс. Я поехала, не зная в точности причины вызова. У Азефа я застала также Григория Андреевича Гершуни. Они оба вызвали меня для того, чтобы направить во вновь организованную динамитную мастерскую около Або. Туда уже уехал химик, но не имелось опытного техника. Необходимо было показать приемы работы как химику, так и находившемуся там ученику. Григорий Андреевич, кроме того, очень интересовался постановкой работы в Б.О. Делясь с ним своими наблюдениями, я сказала, что думала и раньше и о чем говорила в свое время с Натансоном, что еще по работе с «Иваном Николаевичем» и Савинковым у меня осталось впечатление, что в Б. О. слишком подавляется инициатива отдельных членов и работники воспитываются в духе пассивного повиновения. Г. А. мне горячо возражал, говоря, что к сожалению встречается мало способных организаторов и что «Иван Николаевич» много раз ему жаловался на трудность выбора.

Путь в мастерскую лежал через Або. Там я разыскала активистку-финку, жену местного судьи, молодую милую женщину, которая снарядила меня в дальнейший путь. Она отвела меня на постоялый двор и нашла там знакомого возницу. Вместе с ней мы взгромоздились на высокий и неудобный экипаж и поехали к какому-то финну, где перепрягли лошадь в одноколку. Не скажу, чтоб наша поездка по городу, где, как и всюду в Финляндии, были русские сыщики, выглядела конспиративно. Но я была в чужом монастыре и отдала себя в полное распоряжение моих новых друзей. С активисткой — моей спутницей — мы простились при новой пересадке, и затем я поехала дальше в одноколке уже одна с финном.

Мой возница, очень высокий, пожилой финн, со щетинистыми усами, не выпускал изо рта трубки. К сожалению, он говорил только по-шведски и объяснялся со мной знаками; я была совсем беспомощна. Мы ехали куда-то, помнится, на север, ие менее трех часов. Дорога становилась все более снежной, на колесах продолжать путь стало трудно. Мой спутник остановился на каком-то хуторе, видимо, также у своих людей. Здесь пересели в сани. В санях наше путешествие продолжалось недолго — час-другой; скоро перед нами показалась вода. Вышли из саней, коня финн привязал, на берегу была причалена лодка. Вода еще не совсем очистилась от льда. Перебрались на противоположный берег, когда уже совсем стемнело. Берег острова, к которому мы пристали, был покрыт глубоким рыхлым снегом, недалеко виднелся лес; к нему мы и направились. Тропинки не было, знаками финн показал мне, чтоб я шла за ним. Я с трудом попадала в его следы, он был такой высокий и так широко шагал, что я часто проваливалась в рыхлый снег. Шли с полчаса. Но вот на чистом пригорке показался домик; в нем светился огонек. В домике нас приветливо встретили две женщины, говорившие тоже только по-шведски. Я продрогла и по колени промокла. Тут только я. обнаружила, что, ныряя за проводником, я потеряла одну из галош.

Одна из женщин-хозяек куда-то исчезла и скоро возвратилась с товарищем-боевиком. Это был «Фор» (Лазаркевич), которого я увидела впервые.

Путешествие мое кончилось, я оказалась на каком-то островке в шхерах, где единственными обитателями были наши хозяева. Недалеко от дома хозяев, в десяти минутах ходьбы,

находился небольшой флигель из двух-трех комнат, в нем помещалась новая динамитная мастерская. Кроме Лазаркевича, недавно бежавшего из Киевской тюрьмы, в мастерской жил еще один товарищ, которого я раньше не встречала и потом более ни разу не видела. Жили они совсем, как Робинзоны, с внешним миром не имели сообщения и сами были недоступны для него на этом необитаемом острове. Одну из комнат предоставили мне, а в другой поместились сами. В ней же мы и работали. Два раза в день мы ходили к хозяевам на завтрак и обед. Чай по вечерам пили у себя дома. С хозяевами объяснялись больше знаками, хотя «Фор», живой по характеру, пытался с ними вступать в более продолжительную беседу, но эти попытки были неудачны и кончались обоюдным смехом.

Задача моего пребывания в мастерской заключалась в том, чтобы приготовить показательный снаряд, а мои ученики должны были усвоить принципы устройства снаряда и технические приемы работы. Как и следовало ожидать, после заполнения снаряда динамитом я слегла от головной боли. Мои товарищи уже без меня пошли на берег острова, подальше от хозяев, пробовать запал с патроном гремучей ртути. Запал, упавший даже в рыхлый снег, взорвался. По готовому образцу они могли теперь продолжать работу. Я прожила с ними несколько дней, как уславливалась с Азефом, и могла возвратиться к себе в Выборг. На сцене появился прежний финн, с которым я и проделала обратный путь.

После меня в этой мастерской побывали многие товарищи, которых Азеф направлял туда для обучения. Среди них был М. М. Чернавский, [128] который упоминает в своей «Автобиографии» [129] о работе в этой динамитной мастерской.

Несмотря на такое уединенное место, недоступное для слежки (по дороге к ней каждый не местный житель бросался в глаза), впоследствии эта мастерская подверглась обыску. Правда, с обыском приехали поздно, когда мастерская уже закончила свое существование и вне зависимости от этого обыска. Ее обитатели и не подозревали о надвигавшейся на них опасности. Несомненно, указание на мастерскую было сделано Азефом, он все еще пытался продолжать свою двойную игру с охранкой и революционерами.

128

Чернавский Михаил Михайлович (1855–1943) — революционер-народник, затем член ПСР. Работал в динамитной мастерской в Финляндии, после разоблачения Азефа участвовал в попытке Савинкова реанимировать БО

129

«Энциклопедический словарь». Изд. Русск. Библиогр. Института Гранат, т. 40. вып. 7–8, стр. 573.

Мастерская подле Або успела выпустить целый ряд работников-инструкторов по обращению с динамитом и по изготовлению снарядов.

Глава Х

Судьба товарищей

В заключение мне хотелось бы остановиться на судьбе товарищей, с которыми мне пришлось соприкасаться по работе в боевой организации. Большинство из них или погибло тогда же, или немного позднее. Уцелели единицы и уцелели большею частью благодаря не какой-либо счастливой случайности, а той системе выдач, которую практиковал Азеф.

Начну с Ал. Ал. Севастьяновой, той «Аннушки» на нашей даче в Териоках, которая встретила меня на пороге моего вступления в боевую организацию, в первой динамитной мастерской. Ее, как и многих других, Азеф по целому ряду причин, которые трудно учесть, не выдавал, до поры до времени даже оберегал, но она продержалась лишь до конца 1907 года. В ноябре этого года Севастьянова бросила бомбу в Москве в генерала Гершельмана, [130] главнокомандующего Московским военным округом. Гершельман остался жив, она арестована и приговорена к смертной казни. Севастьянова до конца не назвала своего имени и погибла, как «неизвестная женщина».

130

Гершельман Сергей Константинович (1854–1910) — генерал-лейтенант, московский генерал-губернатор и командующий московским военным округом (1906–1909).