Женщины в его жизни
Шрифт:
– Берлинцы попрятали головы в песок, – с кислой миной вставила реплику Рената. – Как можно думать, что этот одиозный недомерок остановил войну? – Поскольку Ирина молчала, она обратилась к Зиги. – А ты в это веришь?
– Надеюсь, рассудку вопреки, – ответил Зигмунд. Ирина поглядела через плечо, дабы удостовериться, что никто не прислушивается к их разговору. Убедившись в том, что посторонних ушей поблизости нет, она спокойно заметила:
– Гитлер мог втереть очки Чемберлену и Даладье, заставив их вообразить, будто он жаждет мира, как и они, но он не убедил в этом ни меня, ни мою маму или барона. Хельмут считает, что в будущем году фюрер пойдет войной на западные
Рената сказала:
– Боюсь, что твой отчим не далек от истины.
– Я молю Бога, чтобы Хельмут ошибся. – Голос Зигмунда был суров, как и его лицо.
Рената покачала головой.
– Меня всю трясет, когда я думаю о несчастных чехах и словаках. Когда Гитлер в прошлом месяце вошел в Судеты, на этом было покончено с этими народами.
– Давайте не будем сегодня о политике, – прошептала Урсула. – Даже здесь, в относительной безопасности под кровом британского посольства, это меня нервирует.
– Ты абсолютно права, – согласился Зигмунд. – Нынче это рискованная забава в любом месте, где бы то ни было. – Уголком глаза он заметил, что фон Виттингены уже прибыли, и, чтобы прекратить возникший разговор, он сказал, ища повод для приватной беседы с Ириной: – Отойдем, дорогая Ирина, и перемолвимся словцом с Куртом и Арабеллой, а по пути выпьем по бокальчику шампанского.
Ирина согласилась, и они вдвоем удалились.
Оставшись наедине с Урсулой, Рената спросила:
– Как ты себя чувствуешь, Урси? – Нахмурившись, она пристально глядела на подругу. – Ты сегодня очень бледна.
Та, прежде чем ответить, выдержала паузу и, заглянув Ренате в глаза, призналась:
– Я живу под гнетом постоянных страхов, Рен. Это просто какой-то ужас! И хотя я отчаянно стараюсь их побороть, большую часть времени меня мучают кошмары.
На лице Ренаты отразились сочувствие и понимание.
– Мы все предчувствуем одно и то же, и притом с достаточным основанием. Мы в руках преступников. Давай признаем это: в правительстве Германии заправляет кучка бандитов.
– Говори тише, – шепотом предостерегла Урсула. – Гестапо повсюду. Я уверена, на этом приеме их тоже хватает.
– Да, возможно, ты и права, – с тоской и тоже шепотом ответила Рената.
Они машинально отошли в угол. Рената с отчаянием посмотрела на Урсулу и тяжело вздохнула.
– Чего ради нам было сюда приходить, коли мы знали, что здесь будут они, и СС, и Бог весть кто еще?
– Побыть всем вместе в дружеской атмосфере, в дружественном посольстве. Немного еще осталось цивилизованных людей, с кем можно поговорить и приятно провести вечер. Вот ради этого… – шепотом отвечала Урсула и дружески сжала ей локоть.
– Привет вам обеим! – раздался сзади женский голос с хрипотцой. Они обернулись, чтобы поздороваться с Арабеллой фон Виттинген.
Высокая, стройная и элегантная, в вечернем костюме из бутылочно-зеленой парчи – длинная юбка и жакет, – Арабелла радостно улыбалась им. У нее были светлые волосы, голубые глаза и кожа цвета персика. Она была сестрой графа Лэнгли, сама – леди Каннингем в недавнем прошлом.
– Я прямо глазам своим не верю. Кто-то в свите посла, должно быть, слегка спятил. Полюбуйтесь на этот «список приглашенных»! Сегодня здесь присутствуют наипикантнейшие дамы Берлина, не говоря уже о вон тех милашках, облепивших офицеров наци. – Она рассмеялась. – Три из них выглядят так, будто они только что вышли из дверей дома мадам Китти, – продолжала она, упомянув самый знаменитый берлинский бордель. – Я даже сказала бы, «из нескольких постелей
Урсула усмехнулась и негромко воскликнула:
– Ты, как всегда, непочтительна и резко прямолинейна, но за это мы тебя и любим, дорогая Белл.
Все три женщины действительно любили друг друга и были преданными подругами на протяжении последних восемнадцати лет. Они познакомились девочками в 1920 году, когда учились в Роудин – знаменитой английской школе под Брайтоном. Им было по шестнадцать лет. Умные, скрытные, самоуверенные, независимые, подчас готовые даже взбунтоваться, они сумели поставить себя так, что в течение двух тех лет, что они посещали школу, их троих там побаивались. Их дружба продолжалась и после школы, и Рената с Урсулой частенько наведывались в Йоркшир погостить у Арабеллы в замке Лэнгли, в ее родовом поместье, и Арабелла, в свою очередь, ездила в Берлин повидаться с обеими подругами. В 1923 году они с Ренатой были свидетельницами Урсулы, когда она выходила за Зигмунда. После свадьбы Арабелла с Ренатой отправились погостить в дом жениха последней, барона Рейнхарда фон Тигаль. В лесном краю на Шпрее ему принадлежал замок в княжестве Бранденбург, неподалеку от Берлина. Именно там Арабелла и повстречалась с бароном Рудольфом Куртом фон Виттингеном, в которого влюбилась, и не без взаимности. Годом позже они поженились, после чего Арабелла стала наезжать к ним в Берлин регулярно. Три женщины сблизились еще больше и остались так же неразлучны, как прежде в Англии.
Безудержный хохот, зазвучавший с приходом Арабеллы, разрядил напряжение, которое испытывали Рената с Урсулой. Рената подала знак официанту.
– Давайте-ка еще по бокалу шампанского, – предложила она, и лицо ее просветлело.
– Хорошая мысль, – одобрила предложение Урсула и взяла бокал. – Целую вечность мы не имели возможности спокойно побыть вместе и без детей. Почему бы нам не пройти вон туда и не поболтать несколько минут?
– Блеск! – обрадовались подруги. Они прошли к стульям, стоявшим перед окном, удобно расселись и повели беседу о разных пустяках, причем каждая отчаянно старалась произвести впечатление нормально живущей в эти дни абсолютного безумия.
Они сидели до тех пор, покуда не подошли их мужья вместе с Ириной и не проводили своих дам к накрытым столам. Во время ужина все три женщины пришли в выводу, что их дамские разговоры были короткой интерлюдией ко всей пьесе, разыгранной в британском посольстве, и лучшей частью светского раута.
8
– Я рада, что ты сообщил Генриетте, что нам надо уходить, – сказала Теодора Штейн, глядя на своего друга Вилли Герцога, стоявшего у противоположной стены небольшой прихожей и надевавшего пальто. – Завтра я должна рано встать, – при этих словах она сделала кислую гримаску.
Вилли кивнул и взял шляпу.
– На сон у нас останется всего несколько часов, это верно. Даже для меня это ранний старт. Вечер был колоссальный, мне понравилось, но он немного затянулся.
Теодора взглянула на дверь в гостиной, за которой слышались громкие голоса, взрывы хохота и граммофонная музыка. Она пожала плечами.
– Да, но разве тебе часто исполняется двадцать один год, Вилли? – Поскольку вопрос был риторический, то она, не ожидая ответа, добавила: – Конечно, Генриетта пустилась во все тяжкие, чтобы из ординарного дня рождения сделать из ряда вон выходящее событие. И за это я ее не виню. Когда мне стукнет двадцать один, я тоже закачу бал на славу.