Женщины
Шрифт:
Всё на ней ползёт, сползает, перекручивается, всё изношено, истоптано, обгрызано, в чернилах, или в краске, или в карболке.
А вот от вас идёт на север – чистенькая, ароматная, на ножках, с книжкой, в шляпке и с мобильной связью.
Вы, конечно, трезво понимая, готовы догнать и пошутить.
И как-то так, за книжку, шляпку и мобильный цепляясь и перебирая, дойдёте до лица, до губ, до телефона и до самого свидания.
Но всё это без организма.
Организм ваш там.
Без
А там ещё огромный стимул – там на вас плюют.
В том конопатом месте.
Там вообще не понимают – чего вам надо?
Вы тут же превращаетесь в осла, жующего весь день неподалёку.
Вы понимаете всей головой, что надо вам туда, к мобильнику.
Но руки стынут, ноги стынут.
Из морды раздаётся одно мычание: «Дай, я помогу. Дай, я покрашу забор вместе с тобой» и… «Как тебя зовут?».
Лишь бы коснуться, лишь бы вдохнуть этот ковыль, эту полынь, этот белёсый жар, и степь, и пыль…
Господи, как отойти? Кто оторвёт?
Вы начинаете пастись неподалёку.
Понуро идёте следом, вас хлещут, гонят, проклинают – уже родители.
Вы им рассказываете о своих перспективах, показываете какие-то бумаги, даёте денег в долг. Всё это не отрывая рук от конопатой стервы.
Дрожа идёте в церковь, в загс, в какой-то частный двор на Молдаванке…
Какой-то брат, какой-то дядя, какой-то пёс…
И дикая кровать с периной под низкий потолок.
И вы, оказывается, не первый!..
Вы – второй!
Хоть вы единственный.
Второй всегда единственный.
А сколько было первых – не узнаешь.
И всё равно она не понимает, и не чувствует, и с любопытством смотрит:
– Так что мне – лечь?
– Да, – задохнулись вы, – ещё бы!
– Но только не дрожите. Вы какой-то дикий.
– Давай на «ты».
– Я не могу, я вас совсем не знаю.
Она права.
Что вы ей для знакомства предложили?
Измучили, измучились, заснули в этой перине, как в печи.
Проснулись, вышли в эти сени – капусту квашеную рукой из бочки.
Облизали пальцы, схватили малосольный огурец.
И стали озираться: куда попали?
Мозги и сердце в панике.
Вы в ужасе.
А организм, как все предатели, сбежал.
А вот и мама с полотенцем и хлеб-солью.
Пёс с рычанием.
Папаша с самогоном и иконой.
Брат с семьёй.
Племянник из ГАИ с гармонью.
Дед с козой.
Теперь это всё ваше.
Поздравляю!
«Каково это – быть женщиной…»
Каково это – быть женщиной и чувствовать себя куском сахара.
Или маслом.
Или ложкой варенья.
Или мухой.
Или, наоборот, липкой бумагой.
Или, наоборот,
Или вином с этикеткой и долгими спорами: вредно или полезно.
Хотя жизнь без этого невозможна.
Но жизнь невозможна без многого.
Можно жить и без жизни.
Вот продолжение жизни без них невозможно.
Назовём всё это прекрасной половиной, на которую мы иногда заходим получить скандал, наслаждение, отдать деньги, передать ключи, привет, пустяк, сказать «люблю», убедиться в своей ненужности и выйти вон к чертям собачьим.
«И вот она пришла к нему…»
И вот она пришла к нему.
Тихая девушка.
Тихая-тихая.
Она в его шумной компании промолчала весь вечер, укрывшись тёплым шарфом.
А он мучился, а он подбегал к ней, а он спрашивал: «Ну почему тебе скучно, ну что мне сделать?»
И ей от этого было ещё хуже.
А с ним наедине она была весёлой, красивой, возбуждённой.
А он обязательно хотел это показать своим друзьям.
Он хотел одобрения.
А все нашли её скучной.
И он пожертвовал ею.
И жалел об этом всю жизнь.
Инночке
Инна Чурикова, Инночка!
Ты прекрасна.
Ты первая.
Коротко о твоей красоте.
Красота спасёт мир. Красота.
Вот она, такая, как твоя, и спасёт.
Несоразмерная.
Не миловидная.
Неослепительная красота, которую любим и которая любит нас.
Красота, вызывающая не восхищение, а любовь. Красота, вызывающая желание – не отойти подальше от греха подальше.
А подойти поближе, к ней поближе.
К этой красоте и молодости.
А если ещё при этом абсолютный талант, временами переходящий в гений.
Который сияет даже в некотором дерьме какого-то фильма.
Ну не обязана женщина предвидеть весьма коллективный результат.
Инна и смешна, и трагична, и умна, и неумна.
И в этом больше, чем во всём остальном.
В этом и то, что исходит от неё самой.
Всё, что светится, скажу красиво, через вуаль авторских слов и через стулья режиссёрских находок.
Она находится одна.
Ей приходится из женщин из всех актрис одной играть и выворачивать душу себе и нам, и не бояться плохо выглядеть, потому что для остальных, с трудом играющих рядом с ней, – это катастрофа.
Чуть хуже выглядеть – это нечем брать. А брать хочется.
А ты берёшь нас сразу и за всё.
И за живое.
И за придуманное.
И как бы актёр ни перевоплощался, мы всегда видим, какой это человек.
Вот видно, кто он.
Куда он помчится после спектакля.