Женская месть
Шрифт:
– Да, да, конечно, – поспешил согласиться Кудряшов, тем не менее, озадачиваясь вопросом: почему Коляда сменила при получении паспорта помимо имени, которое, допустим, ей отчего-то не нравилось, еще и дату рождения? Число, месяц, год рождения – чем они-то могли помешать? Или Коляда отчего-то не хотела афишировать день своего рождения? Чертовщина какая-то…
– Леня Долгов, – добродушно улыбнулся Виталий Александрович, – тоже во все это не верит. У него очень конкретный склад ума, слишком много Земли. Он не чувствует тонкого мира. Так же как ухо европейца не воспринимает шестнадцатые доли индийской музыки. Но, тем не менее, он-то вот у Алевтины бывал чаще, чем я. Вы с ним поговорите. Может быть, он ее вам доходчивее обрисует.
И тут на Кудряшова нашло нечто типа озарения:
– Виталий
– Недели две назад, – ответил Виталий Александрович кротко, – Алевтина приезжала ко мне, просила составить некоторым людям астрологические карты. Ее интересовало, что будет, если данные индивидуумы соберутся вместе.
– Нельзя ли взглянуть на вашу работу? – церемонно осведомился Кудряшов.
– Нельзя, потому что я отдал все свои выкладки Алевтине Григорьевне. Вернее, Лене Долгову. Он заехал по поручению Коляды и все забрал.
– Давно ли? – Кудряшов буравил астролога взглядом.
– Дней пять назад.
– Вы не помните, какие дни рождения были обозначены в заказе Коляды? – Кудряшова стала уже напрягать необходимость тащить клещами из словоохотливого астролога информацию.
– Помню.
Кудряшов взял листок с космограммой Алевтины, перевернул его и сдержанно попросил.
– Напишите, будьте добры.
Виталий Александрович послушно черканул несколько столбиков цифр.
– И что же будет? – Слава аккуратно сложил листок и спрятал в карман.
– Ничего хорошего. В гороскопах некоторых из этих людей излишне напрягается Марс. Чужие планеты включают Марс, и создается некая агрессивная среда.
– Нельзя ли поподробнее? – угрожающе пророкотал майор полиции.
– Вы собираетесь всерьез заняться астрологией? – с иронией осведомился Виталий Александрович.
Кудряшов вынужден был признать свое поражение.
– Коляда не объясняла вам, почему не попросила об этой услуге свою подругу Верещагину? – спросил он однако.
– Думаю, потому, что Лариса тоже была в этом списке, – потупился учитель.
Впрочем, об этом Кудряшов и сам догадывался.
– Из квартиры Коляды исчез ее архив, – Слава не нашел ничего лучшего, как переменить тему, – старые книги по черной магии, еще какие-то предметы магические. Вы их видели когда-нибудь?
– О, так это было убийство с корыстной целью? Впрочем, всякое убийство преследует какую-то корысть. Просто так никто никого не убивает, не правда ли? Архив не довелось посмотреть, а книги – видел. Кое-что она мне показывала. Это были Бог знает, какого века рукописные летописи исцелений одного из Северных монастырей, рецепты, по которым проводилось врачевание. Ошибкой было бы думать, что только в Тибете существовала издревле сильная медицина. Славянские народы владели природными возможностями исцеления практически в абсолюте. И их подход к телесному здоровью тоже содержал некие духовные заповеди, принцип внутреннего совершенствования. Просто это, так сказать, свое, родное, поэтому не вызывает у нас такого трепета, как восточная медицина, не так загадочно для нас. А, стало быть, не так силен здесь и психотерапевтический эффект. Мы вот предпочитаем заниматься йогой, хотя изотерика православия, если в нее вникнуть, для нас гораздо мощнее оказалась бы, поскольку естественнее и для нашего социума, и для нашей культуры, и для нашей души. Знаете, ведь когда старообрядцы боролись не на жизнь, а на смерть за свои обряды, в том числе и за то, чтобы креститься двумя перстами – это была вовсе не блажь и не религиозный фанатизм. Вы только вникните, разница огромна, – Виталий Александрович сложил пальцы щепотью и перекрестился, – люди это чувствовали тогда: замыкаются совсем другие энергетические точки в организме, совсем иная энергетика возникает. Попробуйте теперь перекреститься двумя перстами – вы сами это почувствуете. Но почему вы говорите о книгах по черной магии?
– Лариса Павловна мне так сказала: пропали книги по белой и черной магии, – Кудряшов протянул Виталию Александровичу копию списка, составленного Верещагиной.
– Ну, эти, – Виталий Александрович отчеркнул добрую половину списка, – никакой ценности не представляют. Это – для домохозяек. Их теперь на каждом
– Спасибо, вы сообщили нам очень интересные сведения, – Кудряшов поднялся. – И последнее. Что же все-таки означает встреча с одноклассником?
– На этот вопрос однозначного ответа нет. Зависит от того, в каких отношениях вы были с ним когда-то, как вы себя тогда мироощущали. Зависит от того, по какой улице вы шли при встрече, о чем думали. И еще миллион деталей учитывается при трактовке события. В тонком мире не бывает бурь, неудержимо увлекающих вас в будущее, только легкие, едва уловимые движения воздуха. Если суметь уловить их значение – можно выстроить свою судьбу.
– Как вы считаете, Виталий Александрович, Лариса могла бы “вычислить” убийцу Коляды, смогла бы найти пропавшие книги, архив?
– Это действительно было убийство, вы в этом уверены? – прищурился учитель астрологии.
– Есть такая версия, – уклончиво ответил Кудряшов.
– Разумеется, Лариса может это сделать. Но ведь она – лицо заинтересованное. Все-таки она была Алевтине подругой. Так что я вам не советовал бы бросать собственные усилия в этом направлении.
Слава внимательно посмотрел на Виталия Александровича. Лицо астролога было непрозрачно для эмоций.
Глава 3
Андрей Сафьянов открыл замысловатой формы ключом бронированную дверь, встал на пороге и еще раз не без гордости и удовольствия оглядел просторную прихожую. Хата была отменная, хорошо отремонтированная, удобно спланированная и абсолютно пустая. Высоченные потолки, кирпичные толстые стены, роскошный вид на набережную из окна, пять минут пешком от станции кольцевого метро. Заполучить ее стоило Сафьянову недюжинных трудов. Но вот же – он выкупил ее и теперь сможет перепродать с приличной выгодой.
Андрей опустился на широкий подоконник, посмотрел в окно: машины, застрявшие на мосту, пытались вырваться из пробки, но это им удавалось хреново. Некоторые уже затравленно гудели, пытаясь хоть таким бесполезно-беспомощным образом выразить свое право на простор и свободу. Отдельные механизмы, рискуя, вырывались на встречную полосу. Но большинство, покорившись обстоятельствам, терпеливо воспринимали реальность. “Сэкономишь минуту – потеряешь жизнь”, – гаишники правы, как всегда.
Сафьянов вспомнил вдруг, как всего пятнадцать лет назад, пришел, тиская смотровой ордер в кармане, в ту свою комнату в коммуналке. Дом после реконструкции только-только начали заселять, в углу выделенных Сафьянову апартаментов высилась смердящая куча дерьма, оставленная может, строителями, может, бомжами.
Тогда, пятнадцать лет назад, Андрей, тридцатилетний здоровый мужик, сел на подоконник и заплакал. Заплакал от радости: осталась позади проклятая необходимость снимать углы-комнатушки, платя деньги, которые неизвестно откуда нужно было добывать. Заплакал от воспоминаний об унижениях, которые пришлось пропустить через себя, давясь гордыней, когда выселялся по первому требованию хозяев жилищ – уходить в никуда со стопочкой книжек и с чемоданчиком.
Тогда, пятнадцать лет назад, начиналась новая жизнь. Обретшему, наконец, свой угол Сафьянову грезилось: жизнь будет яркая, полная огней и славы. Тогда Сафьянов был журналистом еще незнаменитым – известность была впереди. Теперь она – в прошлом. Теперь блестящий, популярный некогда публицист занимается пусть успешно, но куплей-продажей, пусть недвижимости, но опасливо скрывая свои занятия от широкой публики. И телефон его нынче раскаляется не от звонков с поздравлениями по поводу новой острой статьи, его не донимают, как прежде, приглашениями на вечеринки бомонда, приемы в посольства иностранных государств, на выступления перед почтенной публикой, жадно интересующейся новостями политики и громкими разоблачениями тоталитарного режима. Да, это все в прошлом. Но не случилось самого страшного, того, чего Андрей, распробовав хорошенько, боялся больше всего, от чего бежал рьяно и без оглядки на неизбежные потери. Не случилось безденежья, жалкости, которую несет с собой бедность. Сегодня, сидя на широком подоконнике в подготовленной к продаже квартире, Андрей был уверен в своем будущем: он точно знал, что никогда не впустит больше в свою жизнь унижений, ни под каким видом. Не впустит – любой ценой.