Женская месть
Шрифт:
Сорвана печать. Открыта дверь. И все стоят, не зная, кому войти первым. Не дав затянуться замешательству, Лариса переступила порог. Прошла на кухню, потом в комнату, перешла во вторую. Постояла.
– Здесь все осталось так, как было? Как было тогда, ночью? – спросила глухо.
Мальцев кивнул. Кудряшов наблюдал за Верещагиной исподлобья. “Вот интересно, кто кого соблазняет – она меня или я ее?” Вопрос остался открытым.
Кудряшов не утруждал себя серьезными отношениями с женщинами. И более того, с годами он привык к легким, необременительным связям, в основном с
Лариса ходила по комнате в растерянности. Трогала упавшие на пол книги, бумаги на столе. Будто хозяйка после разгрома, которая не знала, с чего начать уборку.
– А что, – спросил Кудряшов. – здесь действительно всегда был такой беспорядок? Как сказала бы моя бабушка – жандарм с лошадью потеряется.
– Это не беспорядок, – процедила сквозь зубы Лариса, – это так кажется.
Понятые сидели нахохлившись. Лариса посмотрела на них с удивлением, будто спрашивая себя, откуда в доме эти посторонние существа. Перевела взгляд на Мальцева. Кивнула Кудряшову:
– Да, в этой комнате так было всегда. В гостиной – прибрано, а в кабинете так.
Из-под стола с гнутыми ножками выдвинула коробку. Коробка была пуста.
– Нет архива.
– Архива?
Лариса молча обошла еще раз комнату, заглянула в другую, вернулась.
– Архива не вижу, – сказала она, – можно еще поискать, конечно, но хранила его Алевтина вот в этой коробке. Записи там разные о клиентах, о болезнях, чем лечила, человек поправился-не поправился, что предсказала – сбылось-не сбылось. Алевтина даже у меня брала астрологические карты разных людей. Хотя это, конечно, не хорошо, вроде бы как я нарушала тайну чью-то. Но Алевтина все пыталась научиться таким образом астрологии. Считается, если большой архив и есть возможность сравнивать, вроде бы можно сказать о человеке точнее…
– Вроде бы?
– Это так на самом деле.
Лариса улыбнулась Кудряшову совершенно некстати, потому что он был весь сосредоточение.
– И большой архив? – спросил.
– Приличный. Алевтина уже лет двадцать своим делом занимается. И моих карт лет за пять.
– И что было на этих ваших картах?
– Все. Весь человек, с которым сталкивала судьба. Весь его жизненный путь. Все его слабости и победы, все возможности – реализованные и пропущенные. Иногда была просто астрологическая карта. В сложных случаях – еще и ее трактовка. Потому что карту не всегда “видишь”. Бывает, бьешься, бьешься – не понимаешь ничего. А то вдруг взглянешь на хорошо знакомую карту, и такое открывается… Озарение, не знаю, как вам объяснить, – пожала плечами Верещагина.
– Вы мне составите такую карту? – Кудряшов улыбнулся улыбкой, понятной только им с Ларисой.
Лариса смутилась:
– Посмотрим.
– А что, архив – это ценность какая-то?
– Ценность – не ценность… Ну, как если бы у вас пропала картотека – с отпечатками пальцев, с фотографиями в фас и профиль, со всеми сведениями, какие там вас еще интересуют.
Вопрос ответа не требовал.
– Вы считаете, что Коляду могли убить из-за архива?
– Вряд ли, – быстро сказала Верещагина.
– Почему вы так думаете?
– Мне так кажется…
– И все-таки… – настаивал Слава.
Верещагина посмотрела на него, улыбнулась обворожительно:
– Доверьтесь моей интуиции. Убийство и пропажа архива – не связаны между собой.
Противопоставить такой логики оперу было решительно нечего.
– Ценности Коляда в доме хранила?
Лариса подошла к секретеру, отодвинула ящик.
– Вот они, кольца.
У Верещагиной в руках были не просто кольца – полная пригоршня разномастных, разнокалиберных колец-перстней. Но – Кудряшов определил наметанным взглядом – все они были с камнями-самоцветами, серебряные. Малоценные.
– А драгоценных украшений в доме не было? – спросил Слава.
Верещагина усмехнулась:
– Видите ли, Вячеслав Степанович, это украшения очень ценные. Они Алевтину хранили от всего и вся… Например, вот эта темно-зеленая яшма. Вообще-то считается, что она хранит владельца от яда и ненависти. Алевтина уверяла, что если надеть впервые перстень с определенным камнем определенной формы в определенное время – свойства камня усиливаются, иногда преображаются и трансформируются. У Алевтины на пальцах всегда было несколько колец, иногда она их меняла, комбинировала одни камни с другими, в зависимости от обстоятельств, которых опасалась. Но – дело не в этом. Алевтина всегда – вы поняли меня?– всегда надевала кольца с камнями, если ей предстояла встреча с чужими людьми. Эти камни были частью ее имиджа.
Кудряшов посмотрел на маленькие ручки Верещагиной, на ее тоненькие пальчики без единого колечка:
– А вы, Лариса Павловна, чего ж не бережетесь?
– Я, Вячеслав Степанович, с порченными ведь дела не имею. У меня несколько другое амплуа, – Кудряшову послышались нотки торжества в ироничном тоне Верещагиной.
– И у Коляды не было никаких сбережений?
– Кто нынче делает сбережения? Время не то.
– И все-таки, неужели вы, Лариса Павловна, никогда не видели у Коляды компьютер?
Повисла тяжелая, вязкая тишина, но ее пытались перечеркнуть, словно играя в крестики-нолики, звуки улицы, врывавшиеся в окно.
– Я никогда не видела у Алевтины компьютера, – наконец, внятно выговаривая слова, сказала Лариса, – И еще – записывайте – нет книг по белой и черной магии. Старинные были книги и рукописи очень древние. Мне кажется, ценные.
… Несколько разворотов – поворотов, и ауди остановилась у Ларисиного подъезда.
– Груз доставлен, хозяйка. – Кудряшов выключил зажигание и протянул Ларисе ключи.
– А вы сейчас куда?
Нет, она положительно не предполагала приглашать его в гости.
– На службу.
– Так возьмите мою машину, как вы доберетесь?
– О, Лариса Павловна, вы забываете, с кем имеете дело, – “И чего я выпендриваюсь?”
Кудряшов проводил Ларису до лифта. Пока бегал по цифрам этажей огонек, смотрел на нее. Она отводила взгляд. Дверцы автоматически открылись и захлопнулись, скрывая Ларисин взмах руки. Кудряшов постоял еще немного. “Чудес не бывает”, – подумал.