Женская война
Шрифт:
– Как вы достали эту записку?
– Извольте, скажу.
– Я слушаю.
– Вы, вероятно, знаете, что расточительное управление герцога д’Эпернона наделало ему много хлопот в Гиенне!
– Знаю. Дальше.
– Вы также знаете, что страшно скаредное управление кардинала Мазарини наделало ему много хлопот в столице, в Париже!
– Но какое нам дело до кардинала Мазарини и до герцога д’Эпернона?
– Погодите. Из этих противоположных управлений вышло что-то, очень похожее на общую войну, в которой каждый принимает участие. Теперь Мазарини воюет за королеву, герцог д’Эпернон за короля, коадъютор за Бофора, Бофор за
– Она замысловата.
– Поэтому я собрал армию. Извольте взглянуть, она стоит на берегах Дордони.
– Пять человек!.. Не худо!
– У меня одним человеком больше, чем у вас, стало быть, вам неприлично презирать мою армию.
– Уж очень плохо одета она, – сказал синий плащ, бывший в дурном расположении духа и потому готовый все бранить.
– Правда, – продолжал юноша, – они очень похожи на товарищей Фальстафа… Фальстаф, английский джентльмен, мой приятель… Но сегодня вечером я одену их в новое платье, и если вы встретите их завтра, то увидите, что они действительно красавцы.
– Мне нет дела до ваших людей, вернемся к вам.
– Извольте. Ведя войну собственно для себя, мы встретили сборщика податей, который переезжал из села в село для наполнения кошелька его королевского величества; пока ему следовало еще собирать деньги, мы верно охраняли его; и признаюсь, видя его толстейший кошель, я хотел пристать к партии короля. Но события чертовски запутали дело: общая ненависть к кардиналу Мазарини, жалобы со всех сторон на герцога д’Эпернона заставили нас одуматься. Мы подумали, что много, очень много хорошего в партии принцев, и прилепились к ней всей душой. Сборщик кончал поручение, ему данное, в этом маленьком уединенном домике, который вы видите вон там между тополями и дубами.
– В доме Наноны! – прошептал синий плащ. – Да, вижу.
– Мы дождались его выхода, пошли за ним, как в первые пять дней, переправились вместе с ним через Дордонь недалеко от Сен-Мишели, и когда мы выехали на середину реки, я сообщил о перемене наших политических мнений и просил его, с возможною учтивостью, отдать нам собранные им деньги. Поверите ли, милостивый государь, он отказал нам. Товарищи мои принялись обыскивать его, он кричал, как сумасшедший. Помощник мой, человек чрезвычайно находчивый, – вот он там, в красном плаще, держит мою лошадь, – заметил, что вода, не пропуская воздуха, не пропускает также и звуков. Эту физическую аксиому я понял, потому что я медик, и похвалил ее. Тогда тот, кто подал нам благой совет, опустил голову сборщика в воду не более как на один фут. Действительно, сборщик перестал кричать, или, лучше сказать, мы уже не слыхали его криков. Мы могли именем принцев взять у него все деньги и всю его переписку. Я отдал деньги моим солдатам, которые, как вы справедливо заметили, крайне нуждались в новых мундирах, а себе оставил письма, между прочими и это. Кажется, почтенный сборщик служил любовным послом у госпожи Лартиг.
– Правда, –
– Вы увидите, что мы прекрасно сделали, погрузив его в воду, этого подлеца, как вы его называете. Иначе он поднял бы на нас весь мир. Представьте себе, когда мы вытащили его из реки, он уже умер от злости, хотя лежал в воде не более четверти часа.
– И вы опять опустили его туда же?
– Именно так.
– Но если вы его утопили, то…
– Я не говорил, что мы его утопили.
– Не станем спорить о словах… Если посол умер…
– Это другое дело: он точно умер…
– Значит, Каноль ничего не знает и, само собою разумеется, не придет на свидание.
– Позвольте, я веду войну с державами, а не с частными людьми. Каноль получил копию записки, которая к нему следовала. Я только подумал, что автограф может иметь цену, и потому приберег его.
– Что подумает он, когда увидит незнакомую руку?
– Что особа, приглашающая его на свидание, для предосторожности поручила кому-нибудь другому написать эту записку.
Незнакомец с удивлением взглянул на Ковиньяка. Он удивлялся его бесстыдству и находчивости.
Он пытался напугать бесстрашного рыцаря:
– Стало быть, вы никогда не думаете о местном правительстве, о следствии?
– О следствии? – повторил юноша с хохотом. – О! Герцогу д’Эпернону некогда заниматься следствиями, притом я уже сказал вам, что сделал все это с намерением угодить ему. Он был бы очень неблагодарен, если бы вздумал идти против меня.
– Тут не все для меня ясно, – сказал синий плащ с иронией. – Как! Вы сами сознаетесь, что перешли на сторону принцев, а вам пришла в голову странная мысль угождать герцогу д’Эпернону.
– Это, однако ж, очень просто: бумаги, захваченные мною у сборщика податей, показали мне всю чистоту намерений королевской партии, король совершенно оправдан в глазах моих, и герцог д’Эпернон тысячу раз правее всех своих подчиненных. На стороне королевской партии справедливость. Я тотчас перешел на правую сторону.
– Вот разбойник! Я велю повесить его, если он попадется в мои руки! – прошептал старик, крутя седые усы.
– Что вы говорите? – спросил Ковиньяк, мигая под маскою.
– Ничего… Еще один вопрос. Что вы сделаете из бланка, который требуете?
– Я и сам еще не знаю. Я прошу бланк потому, что это вещь самая удобная, самая поместительная, самая эластичная; может быть, сберегу его для важнейшего случая; может быть, истрачу его для какой-нибудь прихоти. Может быть, я сам представлю вам его в конце этой недели. Может быть, он дойдет до вас через три или четыре месяца с дюжиною передаточных надписей, как вексель, пущенный в оборот. Во всяком случае, будьте спокойны, я не употреблю его на дела, от которых мы, вы или я, могли бы покраснеть. Ведь я все-таки дворянин.
– Вы дворянин?
– Да, сударь, и даже из старинных.
– Так я велю колесовать его, – прошептал синий плащ, – вот к чему послужит его бланк.
– Что же? Угодно ли вам дать мне бланк? – спросил Ковиньяк.
– Надобно дать.
– Я вас не принуждаю, извольте понять хорошенько. Я только предлагаю вам обмен. Оставьте, если угодно, вашу бумагу у себя, так я не отдам вам письма.
– Где письмо?
– А где же бланк?
Одною рукою он подал письмо, а другою взвел курок у пистолета.