Женский декамерон
Шрифт:
А на другой день выходит газета с таблицей выигрышей. Женя-муж свой билетик сверил, да и глазам не поверил — «Жигули»! И неловко ему стало. Решил он сначала билетик лотерейный Жене-жене отнести, а потом передумал: он от судьбы удар принял. Так, может, это ему от той же судьбы подарок. Ну, он какой ни добрый, а не растяпа. Не стал он брать ни денег, ни машины, а пошел на Кузнечный рынок и предложил билет грузинам, которые там фруктами торгуют. Те мигом его свели с нужным человеком, продал он тому билет за пятнадцать тысяч, купил себе кооперативную квартиру, обстановку, и еще осталось на мотоцикл. Все мы за Женю-мужа радовались, а больше всех Женя-жена и морячок ее.
Все порадовались, что справедливость иногда действительно торжествует очень скоро. Но Зина
— Чаще, пока ждут хорошие люди этой справедливости от судьбы, плохие-то их так заклюют, что справедливостью покажется и счастьем, что тебя сегодня никто в трамвае не толкнул, что кассирша в магазине не обхамила.
— Это верно, особенно насчет кассирш! — вздохнула Иришка. — Ох, боюсь я их с детства, девочки. Вот уже вроде и взрослая дама, а когда подхожу к кассе платить, всякий раз дрожу: обхамит или пронесет? Если с нашими продавщицами и кассиршами никакого чуда не случится, то я умру от инфаркта в магазине: так я тяжело магазинное хамство переношу.
— А ты меньше по очередям болтайся! — посоветовала Эмма. — Знаешь, как я Нервы берегу? В очередь меня под автоматом не загонишь, хоть там ананасы дают! Если вижу, что в молочном магазине толпа, говорю себе: «Сегодня живем без молока!» Если в овощном — обходимся хлебом с колбасой. Зато сколько нервов экономится! Этих работниц торговли тоже понять можно: целый день перед глазами озверелая голодная очередь — любой сам озвереет.
— Это верно, что грубость и у продавщиц бывает не от природы, а от жизни нашей озлобляющей, — заметила Неля. — Я вам расскажу про такую продавщицу. Ничего, что это тоже давняя, военная история?
— Рассказывай!
История восьмая,
рассказанная учительницей Нелей, повествующая о том, как грубая продавщица, которую ее двоюродный брат только по грубости и узнавал среди других продавцов, спасла ему жизнь
Я эту историю знаю по рассказам родственников.
У дяди Арона, который спас всю нашу семью, уведя от фашистов под землю, был сын Рафик. Тогда ему было двадцать лет. Рафик не хотел уходить со всеми в канализацию. С несколькими товарищами, украинцами и поляками, он хотел пробраться в леса к партизанам. Но ничего из их похода не вышло. Вернулись они во Львов, когда родных Рафика уже не было: кого не было в живых, кого увезли в лагерь, а кто спасся вместе снами. Домой Рафик идти не решился и стал скитаться по городу, ища пристанища. Старые знакомые и даже друзья, с которыми он хотел пробраться к партизанам, боялись его прятать. А зима была. Хоть и не велик мороз, не как в блокадном Ленинграде, но бездомному, плохо одетому и голодному Рафику всякий мороз грозил гибелью. Его иногда пускали на ночь, но утром выпроваживали. И вот однажды случилось так, что четыре ночи подряд Рафик не ночевал в теплом доме, а забивался в сараи и подвалы, прячась от патрулей. На пятую ночь он забился на чердак какого-то дома, где грелся, прижавшись спиной к печной трубе. Он уже задремал, пригревшись, когда услышал звуки выстрелов и понял, что по городу идет облава. А во время облав гитлеровцы особенно тщательно обшаривали чердаки и подвалы, выискивая евреев. Рафик понял, что с чердака надо уходить в любом случае. Он спустился на улицу и стал пробираться к окраине. Но по дороге шум облавы внезапно остановил его недалеко от бывшего дома. Он знал, что рядом была булочная, а во дворе, где был служебный вход, всегда лежала груда деревянных ящиков из-под хлебов. Он решил попытаться спрятаться среди них. Ему удалось добежать до этого двора, и как раз вовремя: по звукам он определил, что облава прошла по тем улицам, где он только что проходил. Рафик забился в пустые ящики и в изнеможении уснул, несмотря на мороз.
Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечо. Он открыл глаза. Только начинало светать, но в полутьме он узнал склонившееся над ним лицо: это была молодая булочница, самая грубая из всех продавщиц в районе. «Это конец! — подумал Рафик. — Непременно выдаст она меня!» Он хотел бежать, но за ночь обморозил ноги и не мог ступить ни шагу.
— А, это вот кто тут прячется! — сказала булочница,
Она подняла Рафика и повела его к себе домой.
Дуся, Евдокия, так звали эту булочницу. До самого освобождения. Львова она прятала Рафика у себя на квартире, лечила его обмороженные ноги, кормила. Когда пришла Красная армия, Рафик вышел из своего укрытия, поблагодарил «грубую продавщицу» Дусю и ушел воевать.
Вернулся он во Львов после войны и снова пришел к Дусе. Дома ее не было. Тогда он на всякий случай решил заглянуть в ту булочную, где она раньше торговала. Только открыл дверь, как услышал ее крик: Дуся опять ругалась с покупателем. Рафик встал в очередь, а когда подошел к прилавку, тихо спросил: «А бесплатно булочку не дадите?»
— Че-его?! — свирепо заорала Дуся, но вдруг узнала Рафика и ахнула.
Тут же, долго не раздумывая, она вытолкала за дверь всех покупателей, повесила записку «Ушла на базу» и повела Рафика домой. Поглядел он на жилище, где его так долго прятали от смерти, и видит, что Дуся по-прежнему живет одиноко и небогато. И тогда он ей сказал:
— Дуся, я пришел, чтобы поблагодарить вас, а у меня ничего нет. Ничего и никого на свете, кроме самого себя. Вот только это я и могу предложить в благодарность. Выходите, Дуся, за меня замуж!
Грубая продавщица Дуся сначала испугалась: она была старше Рафика и не выглядела ни на один год моложе. Но видя, что Рафик испытывает к ней самую глубокую благодарность и нежность, решила, что, может быть, этого и достаточно для счастья.
Живут они счастливо. Дуся давно не работает в магазине, потому что Рафик стал крупным хирургом и ему неудобно, чтобы жена стояла за прилавком и грызлась с покупателями. У них двое чудесных детей, и они очень любят друг друга. От грубости Дусиной и следа не осталось, это самая нежная жена и мать, какую я знаю.
Кончила рассказывать Неля и начала свою историю Эмма.
История девятая,
рассказанная режиссером Эммой. В этой истории дается разъяснение евангельского выражения: «Нет большей жертвы, ежели кто положит душу свою за друга своя»
Это опять будет история из жизни нашей богемы, которую называют «второй культурой», поскольку она не связана с официальным искусством. КГБ не очень любит эту развеселую и непокорную публику, а порой и сажает кого-нибудь для острастки.
Так вот, небольшая группа неофициальных литераторов и художников затеяла выпускать юмористический журнал, а название ему дали совершенно в советском стиле. Бывают колхозы, фабрики «Красный Октябрь», «Красный пахарь», даже пивной завод «Красная Бавария». А эти шутники назвали свой журнал «Красный диссидент». И, конечно, в журнале этом КГБ изрядно доставалось. Они даже само название КГБ расшифровали в стиле своего журнала — «Красные гангстеры и бандиты». Читая номера этого журнала, мы покатывались со смеху. Но КГБ не смеялся, КГБ принимал меры. Очень скоро всю редколлегию журнала выследили и посадили. Следствие очень скоро выделило главных инициаторов этого самиздата: это были два художника — Юлий и Олег и две поэтессы — Юлия и Наталья. Арестовали их, но вскоре женщин выпустили, чему те сами очень удивлялись. Но когда ребят-художников начали судить, все разъяснилось: вину за издание журнала они полностью взяли на себя. Но это бы ничего. Мы знали этих ребят, замечательные ребята. Оба талантливые до чертиков и оба ни черта не боялись. И вдруг на суде оба они начинают каяться и утверждать, что выпускали свой журнал с чисто… хулиганскими намерениями. Наталья и Юлия, сидевшие в зале, сгорали со стыда за своих друзей и все твердили: «Что это? Почему они так говорят? Зачем?» Ожидали, что ребятам дадут условный срок и отпустят их — за такое-то раскаяние, явно угодное КГБ. Но приговор они получили неожиданно суровый — семь и шесть лет лагерей строгого режима. А статью им и в самом деле пришили хулиганскую: ну, раз они сами признают, что журнал был не политический, а хулиганский! И отсидели они оба свои срока в уголовных лагерях, где им приходилось бороться за свою жизнь не только с начальством, но и с уголовниками.