Женский портрет

Джеймс Генри

– Речь шла о положении женщин в вашем городе, – заметила мисс Стэкпол. – Вы очень меня на этот счет просветили.

– Женщинам здесь приходится туго. Вы это имеете в виду? И вы записали мои слова и потом опубликовали их? – продолжала графиня. – Ах, как мне хочется увидеть эту газету!

– Если желаете, я попрошу прислать вам ее. Ваше имя не упомянуто, – сказала Генриетта. – Я просто написала «одна знатная дама» и дальше привела ваши взгляды.

Быстро откинувшись назад, графиня всплеснула руками.

– Знаете, пожалуй, мне жаль, что вы не упомянули

мое имя. Мне, пожалуй, хотелось бы видеть свое имя напечатанным! Я забыла уже, какие у меня взгляды – их ведь столько! Но я не стыжусь их. Я совсем не похожа на брата – вы, наверное, знакомы с моим братом? Он считает, что быть упомянутым в газете – это чуть ли не позор. Если бы вы привели его слова, он в жизни бы вам этого не простил.

– Ему нечего опасаться. Я никогда не напишу о нем ни слова, – сказала мисс Стэкпол с сухой вежливостью. – Кстати, – добавила она, – это еще одна причина моего визита к вам. Вы знаете, мистер Озмонд женат на моей самой близкой подруге.

– Ах да, вы же подруга Изабеллы. Я все стараюсь вспомнить, что мне о вас известно.

– Очень рада, что именно этому обстоятельству обязана своей известностью, – заявила Генриетта. – Но вашему брату это вряд ли пришлось бы по вкусу. Он пытался положить конец нашей дружбе.

– Не поддавайтесь ему, – сказала графиня.

– Об этом я и хотела с вами поговорить. Я еду в Рим.

– Я тоже! – вскричала графиня. – Поедем вместе!

– С превеликим удовольствием. И когда я буду описывать эту поездку, я упомяну вас как свою спутницу и назову ваше имя.

Вскочив с кресла, графиня подсела на диван к своей гостье.

– Смотрите же, не забудьте прислать мне газету! Мужу это едва ли понравится, но ему незачем ее видеть. К тому же он не умеет читать.

Глаза Генриетты, и без того большие, стали еще больше.

– Не умеет читать? Могу я упомянуть об этом в моем письме?

– В письме?

– В письме в «Интервьюер». Это моя газета.

– О да, пожалуйста, и непременно с его именем. Вы будете жить у Изабеллы?

Генриетта вскинула голову и несколько секунд молча смотрела на хозяйку дома.

– Она мне этого не предложила. Я написала ей, что собираюсь приехать, и она ответила, что снимет мне комнату в pension, [159] не объясняя причины.

Графиня слушала ее с чрезвычайным интересом.

– Причина – Озмонд, – произнесла она многозначительно.

– Изабелле следовало проявить волю, – сказала мисс Стэкпол. – Боюсь, она очень изменилась. Я ей это предсказывала.

– Жаль, если это так, Я надеялась, что она сумеет постоять за себя. А почему мой брат вас не любит? – спросила простодушно графиня.

159

пансионе (фр.).

– Не знаю и не желаю знать. Может не любить сколько его душе угодно. Я и не хочу, чтобы меня все любили; если бы некоторые люди меня любили, я гораздо хуже думала

бы о себе. Немного проку от журналиста, который не сумел навлечь на себя ненависть: только по ней он и узнает, что добился успеха. То же самое справедливо и в отношении женщин. Но от Изабеллы я этого не ожидала.

– Вы хотите сказать, что она вас ненавидит? – полюбопытствовала графиня.

– Не знаю, хочу это выяснить. Для того и еду в Рим.

– Бог мой, какая тягостная задача! – воскликнула графиня.

– Я получаю теперь от Изабеллы совсем другие письма. Они так непохожи на прежние, что это сразу бросается в глаза. Если вам что-нибудь известно, – продолжала мисс Стэкпол, – мне хотелось бы знать это заранее, чтобы решить, как себя вести.

Выпятив нижнюю губу, графиня медленно пожала плечами.

– Мне почти ничего не известно об Озмонде; как правило, от него ни слуху ни духу. Он любит меня немногим больше, чем судя по всему, любит вас.

– Но вы ведь не журналистка, – протянула Генриетта задумчиво.

– Ну, причин у него достаточно. И все же меня они пригласили – я буду жить у них! – Графиня улыбнулась какой-то свирепой улыбкой. Торжество ее было так безгранично, что ей и в голову не пришло посчитаться с разочарованием мисс Стэкпол, которая отнеслась к этому, недосказать, весьма снисходительно.

– Даже если бы они меня пригласили, я все равно не согласилась бы у них жить, так мне по крайней мере кажется, и я рада, что избавлена от необходимости решать. Я была бы в большом затруднении. Мне тяжело было бы отказать ей, но в ее доме я чувствовала бы себя очень неуютно. Меня вполне устраивает pension. Но дело ведь не только этом.

– В Риме сейчас очень хорошо, – сказала графиня. – Кого там только нет – бездна блестящих людей. Вы слышали когда-нибудь о лорде Уорбертоне?

– Слышала ли о нем? Я прекрасно его знаю. Вы находите его блестящим? – поинтересовалась Генриетта.

– Я с ним незнакома; но, говорят, он настоящий, что называется, grand seigneur. [160] Он ухаживает за Изабеллой.

– Ухаживает?

– Так говорят; подробностей я не знаю, – обронила небрежно графиня. – Но за Изабеллу можно не опасаться.

160

вельможа (фр)

Генриетта очень внимательно смотрела на свою собеседницу; несколько секунд она молчала.

– Когда вы едете в Рим? – отрывисто спросила она.

– Увы, не раньше, чем через неделю.

– Я еду завтра же, – сказала Генриетта. – По-моему, мне следует поторопиться.

– Ах, как жаль; мои платья не будут еще готовы. Говорят, у Изабеллы собирается цвет общества. Но мы там с вами увидимся, я приду к вам в pension. – Генриетта сидела молча, о чем-то размышляя. Графиня же неожиданно воскликнула: – Да, но, если мы едем не вместе, вы не сможете описать нашу поездку!