Жены и дочери
Шрифт:
— Не надевать шелковое? Оно совершенно новое. Я сшила его для поездки сюда.
— Все же я думаю, твое белое муслиновое платье лучше подойдет.
«Все, что угодно, кроме этой ужасной шотландки» — подумала про себя миссис Хэмли. И, благодаря ей, Молли отправилась в Тауэрс, выглядя немного странно — вполне женственно, хоть и старомодно. Отец должен был встретить ее на месте, но его задержали, и Молли пришлось самой встретиться с миссис Киркпатрик. Воспоминания о последнем несчастном дне в Тауэрсе всплыли в ее памяти так живо, словно это произошло вчера. Миссис Киркпатрик была очень заботливой.
— Какие глаза! Такие же, как у твоего дорогого отца! Как мы будем любить друг друга, правда, дорогая? Ради него!
— Я постараюсь… — храбро начала Молли и не смогла закончить предложение.
— И у тебя такие же прекрасные черные вьющиеся волосы! — сказала миссис Киркпатрик, нежно убирая локон с белого виска Молли.
— Волосы папы седеют, — заметила Молли.
— Разве? Я не замечала. Я никогда этого не замечу. Он всегда будет для меня прекраснейшим из мужчин.
Мистер Гибсон, в самом деле, был очень красивым мужчиной, и Молли осталась довольна комплиментом, но не смогла не сказать:
— Все же, он будет стареть, а его волосы станут седыми. Я думаю, он будет так же красив, но немолод.
— Вот именно, дорогая. Он всегда будет красивым, некоторые люди всегда такими остаются. И он так любит тебя, дорогая.
Молли залилась румянцем. Ей не хотелось слышать заверения в любви отца от этой чужой женщины. Она не могла не разозлиться, и все, что она сделала, это промолчала.
— Ты не знаешь, как он говорит о тебе, о «его маленьком сокровище», как он называет тебя. Иногда я почти ревную.
Молли убрала руку, и ее сердце ожесточилось. Эти слова показались ей такими противоречивыми. Но она крепко сжала зубы и «постаралась быть хорошей».
— Мы должны сделать его счастливым. Боюсь, дома ему многое досаждает, но теперь мы покончим с этим. Ты должна рассказать мне, — сказала она, увидев, как омрачился взгляд Молли, — что ему нравится и что не нравится, должно быть, тебе это известно.
Лицо Молли немного просветлело — конечно, она знала. Она бы не присматривала за ним и не любила его так долго, не веря в то, что понимает его лучше, чем кто-либо еще. Хотя то, как миссис Киркпатрик могла настолько понравиться отцу, что он захотел жениться на ней, оставалось для Молли неразрешимой загадкой, и она на время перестала о ней думать, не в силах найти объяснение. Миссис Киркпатрик продолжила:
— У всех мужчин есть свои склонности и антипатии, даже у самых мудрых. Я знаю нескольких джентльменов, которых сверх меры раздражали обыкновенные пустяки — оставленная открытой дверь, разлитый на блюдце чай или криво повязанная шаль. К тому же, — продолжила она, понизив голос, — я знаю дом, в который никогда больше не пригласят лорда Холлингфорда, потому что он не вытер ноги на обоих ковриках в холле! Теперь ты должна сказать мне, что твоему дорогому отцу больше всего не нравится, и я постараюсь избежать этого. Ты должна стать моим маленьким другом и помогать мне радовать его. Я с таким удовольствием буду уделять внимание его малейшим капризам. О моем платье
Молли была довольна этими словами и начала думать, что, возможно, ее отец поступил хорошо, и что если она сможет помочь его новому счастью, она должна это сделать. Поэтому она совершенно добросовестно пыталась вспомнить его желания и привычки, обдумывала, что больше всего досаждает ему в доме.
— Думаю, — сказала она, — папа не слишком привередлив, но мне кажется, что больше всего его беспокоит, если обед подают не вовремя или если обед не готов, когда он приходит домой. Видите ли, он часто совершает длительные поездки, и бывает, ему снова приходится далеко ехать, а у него есть только полчаса, иногда четверть часа, чтобы пообедать дома.
— Спасибо, моя дорогая, за точность, Да, домашнее хозяйство это великое дело. Именно этому я наставляла своих молодых девушек в Эшкоме. Неудивительно, что бедный мистер Гибсон недоволен, когда его обед не готов, ведь он так тяжело работает!
— Папе все равно, что есть, только бы обед был готов. Он бы съел и хлеб с сыром, если бы кухарка подала его вместо обеда.
— Хлеб с сыром?! Мистер Гибсон ест сыр?
— Да, он очень любит его, — наивно ответила Молли. — Я знаю, что он ел поджаренный сыр, когда слишком устал, чтобы ждать чего-то еще.
— О! Но моя дорогая, мы должны все это изменить. Мне бы не хотелось думать, что твой отец ест сыр. У него такой сильный и неприятный запах. Мы должны найти кухарку, которая может приготовить ему омлет или что-то изысканное. Сыр подходит только для кухни.
— Папа очень любит его, — упорно настаивала Молли.
— Но мы вылечим его от этого. Я терпеть не могу запах сыра и уверена, твоему отцу не захочется досаждать мне.
Молли молчала. Она поняла, что не стоило слишком подробно рассказывать о папиных пристрастиях и антипатиях. Лучше бы она позволила миссис Киркпатрик выяснить все самой. Повисла неловкая пауза. Обе пытались подобрать какие-то приятные слова. Наконец, Молли сказала:
— Будьте добры, мне так хотелось бы узнать что-нибудь о Синтии, вашей дочери.
— Да, зови ее Синтией. Это прелестное имя, не правда ли? Синтия Киркпатрик. Хотя, не так мило звучит, как мое прежнее имя Гиацинта Клэр. Говорили, что имя мне замечательно идет. Я должна показать тебе акростих, джентльмен, который написал его, был лейтенантом в 53-ем… О, я предвижу, нам будет что сказать друг другу.
— Но что же Синтия?
— О, да, о дорогой Синтии. Что ты хочешь узнать, моя дорогая?
— Папа сказал, что она должна жить с нами. Когда она приедет?
— О, разве не мило со стороны твоего доброго отца? Я думала только о том, что Синтия пойдет в гувернантки, когда закончит свое образование. Она воспитывалась для этого. Но дорогой мистер Гибсон и слышать не хочет. Вчера он сказал, что она должна приехать и жить с нами, когда окончит школу.
— Когда она окончит школу?
— Она уехала на два года. Я не думаю, что должна позволить ей вернуться раньше следующего лета. Она преподает английский, а заодно учит французский. Следующим летом она приедет домой, и разве тогда мы не заживем счастливо вчетвером?