Жены и дочери
Шрифт:
– Я ничего не знаю о популярности и голосах, — ответила Молли довольно неохотно. — Но я думаю, многие сожалели, что вы не приехали раньше, разве это не доказательство популярности? — добавила она.
– Это очень разумный и дипломатичный ответ, — сказала леди Харриет, улыбаясь и касаясь щеки Молли веером.
– Молли ничего об этом не знает, — вставила миссис Гибсон немного неожиданно. — Было бы очень дерзко, если бы она или кто-либо другой усомнились в абсолютном праве леди Камнор приезжать тогда, когда она хочет.
– Мне ясно только одно, что я должна вернуться к маме, но со временем я снова совершу набег
– Молли, мне бы не хотелось, чтобы ты разговаривала так с леди Харриет, — сказала миссис Гибсон, как только осталась наедине со своей приемной дочерью. — Ты бы совсем не познакомилась с ней, если бы не я, и не встревай в наш разговор.
– Но я должна отвечать, если она спрашивает меня, — оправдывалась Молли.
– Что ж! Если должна, то отвечай, я признаю. Во всяком случае, я непредвзято к этому отношусь. Но тебе в твоем возрасте не стоит высказывать свое мнение.
– Я не знаю, как этого избежать.
– Она такая непредсказуемая. Посмотри, не разговаривает ли она с мисс Фиби. А мисс Фиби так легковерна, что без сомнения вообразит, будто бы она на короткой ноге с леди Харриет. Есть только одна вещь, которую я не выношу больше других, это когда пытаются делать вид, что они в близких отношениях со знатью.
Молли была довольно простодушна, поэтому она не стала оправдываться и ничего не ответила. На самом деле ее больше занимало наблюдение за Синтией. Она не могла понять перемены, которая, казалось, произошла с ее сестрой. Та танцевала с той же легкостью и грациозностью, как и прежде, но плавность движений, как у перышка, которое ветер гонит вперед, исчезла. Она разговаривала со своим партнером, но словно нехотя. И когда Синтия вернулась на свое место, Молли заметила, что та изменилась в лице, а в ее взгляде появилась задумчивая рассеянность.
– Что случилось, Синтия? — спросила она тихо.
– Ничего, — резко ответила Синтия. — Почему что-то должно было случиться?
– Я не знаю, но ты выглядишь иначе, чем прежде… ты устала?
– Ничего не случилось, или, если и случилось, давай не будем говорить об этом. Это все твоя фантазия.
Слова были довольно противоречивыми, и чтобы понять их требовалась скорее интуиция, нежели логика. Молли догадалась, что Синтии хочется покоя и молчания. Но к ее удивлению, когда к ним тут же подошел мистер Престон и, без слов предложил Синтии руку, она пошла с ним танцевать. Казалось, это не меньше поразило миссис Гибсон, поскольку, забыв о своей последней словесной стычке с Молли, она беспокойно спросила, словно не поверила собственным глазам:
– Синтия собирается танцевать с мистером Престоном?
Молли едва успела ей ответить до того, как ее саму пригласили на танец. Она с трудом следила за своим партнером и за фигурами кадрили, наблюдая за Синтией среди двигающихся танцоров.
Как-то раз она мельком увидела, как та неподвижно стоит, потупив взор, и слушает, как мистер Престон ей что-то пылко говорит. Когда они с Молли вновь оказались вместе, Синтия выглядела мрачной и подавленной. Но в то же самое время, если бы физиономист изучал выражение ее лица, он бы прочитал на нем неповиновение, гнев, а так же, возможно, растерянность. Пока играли кадриль, леди Харриет разговаривала со своим братом.
– Холлингфорд! —
– Почему это должно было их тревожить? — спросил он, воспользовавшись тем, что она запыхалась от возмущения.
– О, не будь таким мудрым и глупым. Разве ты не понимаешь, что на нас все смотрят, все равно, что смотрят пантомиму, где Арлекин и Коломбина играют в простых одеждах.
– Я не понимаю, как… — начал он.
– Тогда просто поверь. Они, в самом деле, немного разочарованы, какими бы логичными или нелогичными ни были их чувства, и мы должны постараться возместить им это, потому что я не выношу, когда наши вассалы выглядят недовольными и неверными, а в июне состоятся выборы.
– Я и так окажусь скорее вне членов Палаты, нежели среди них.
– Чепуха. Это ужасно огорчит папá… но сейчас нет времени говорить об этом. Ты должен пойти и потанцевать с какой-нибудь горожанкой, а я попрошу Шипшэнкса представить меня какому-нибудь уважаемому молодому фермеру. Разве ты не можешь заставить капитана Джеймса быть полезным? Вот он ходит с леди Элис! Если я не представлю его самой уродливой дочери портного сейчас, я найду ее на следующий танец! — говоря, она взяла брата за руку и повела его к партнерше. Он сопротивлялся, тем не менее, сопротивлялся неохотно.
– Прошу, не делай этого, Харриет! Ты же знаешь, я не умею танцевать. Я ненавижу танцы. Я всегда терпеть их не мог. Я не знаю, как танцевать кадриль.
– Это деревенский танец, — решительно ответила она.
– Все равно. И о чем я буду говорить со своей партнершей? Я не представляю — у меня совсем нет общих тем для разговора. Если уж говорить о разочаровании, то они в десять раз больше разочаруются, когда поймут, что я не умею ни танцевать, ни говорить!
– Я буду милосердной. Не будь таким трусом. В их глазах лорд может танцевать, как медведь — как тот, что сейчас рядом со мной — если ему хочется, они почтут это за честь. А ты начнешь с Молли Гибсон, дочери твоего друга доктора. Она милая, простая, разумная девушка, я полагаю, это скажет тебе намного больше, чем, если я просто скажу, что она очень мила. Клер! Позвольте мне представить моего брата мисс Гибсон? Он надеется пригласить ее на этот танец. Лорд Холлингфорд, мисс Гибсон!
Бедный лорд Холлингфорд! Ему ничего не оставалось как следовать явным указаниям своей сестры, и они с Молли заняли свои места, сердечно надеясь, что их совместный танец благополучно завершится. Леди Харриет убежала к мистеру Шипшэнксу, чтобы завладеть уважаемым юным фермером, а миссис Гибсон осталась одна, желая, чтобы леди Камнор послала одного из сопровождавших ее светлость джентльменов за ней. Было бы намного приятнее сидеть на задворках дворянства, чем здесь, на виду у всех. Она надеялась, что все увидят, как Молли танцует с лордом, и все же была недовольна, что среди юных девушек такая возможность выпала на долю Молли, а не Синтии. Она гадала, является ли теперь простое платье высшей модой, и раздумывала над возможностью умело склонить леди Харриет представить лорда Альберта Монсона ее собственной красавице дочери, Синтии.