Жены и дочери
Шрифт:
Роджер продолжил:
– Вы вовремя получили наши цветы? Ах, вы не знаете, как часто я думал о вас в тот вечер! Вам он понравился? У вас было много приятных партнеров, а все это делает первый бал восхитительным? Я слышал, что ваша сестра танцевала каждый танец.
– Бал был приятным, — тихо ответила Молли. — Но несмотря на это, я не уверена, хочу ли я пойти туда еще раз. Кажется, что балы доставляют так много хлопот.
– А, вы думаете о своей сестре и ее недомогании?
– Нет, вовсе нет, — довольно резко ответила Молли. — Я думала о платье, наряде и усталости на следующий день.
Если ему хочется, пусть думает, что она бесчувственная. Она поняла, что только что выказала слишком много чувства, и у нее странно сжалось сердце. Но он был слишком добр по своей природе, чтобы
– Я могу что-нибудь сделать для вашей сестры? У нас много книг, как вы знаете, если она любит читать, — не получив от Молли подтверждения своим словам ни взглядом, ни словом, он продолжил: — А цветы? Она любит цветы. О, наша клубника как раз поспела… Я принесу ее завтра.
– Без сомнения, она понравится ей, — ответила Молли.
По той или иной причине, неизвестной Гибсонам, Осборн непривычно долго не навещал их, тогда как Роджер приходил почти каждый день и всегда с каким-нибудь новым подношением, которым он пытался облегчить недомогание Синтии, насколько это было в его силах. Ее отношение к нему было таким мягким и любезным, что миссис Гибсон встревожилась, как бы, несмотря на «отсутствие утонченности», как она соизволила это назвать, его не предпочли бы Осборну, который, непонятно почему, пренебрегал своей выгодой. Втайне она придумывала, как разными способами проявить неуважение к Роджеру, но дротики отскакивали от его благородной натуры, которая не могла постичь ее мотивов, и обрушивались на Молли. В детстве ее часто называли непослушной и вспыльчивой, и теперь ей казалось, что она начала понимать, какой, в самом деле, у нее вспыльчивый характер. То, что, казалось, не причиняло вреда Роджеру и не раздражало Синтию, приводило Молли в ярость. А теперь, когда она обнаружила, что миссис Гибсон задумала сделать визиты Роджера более короткими и менее частыми, она всегда следила за проявлениями этого желания. Она понимала, что имеет в виду мачеха, намекая на то, как одиноко сейчас сквайру, когда Осборна нет в поместье, и когда Роджер так часто уезжает к друзьям в течение дня.
– Мистер Гибсон и я были бы так рады, если бы вы смогли остаться на ужин, но, разумеется, мы не можем быть так эгоистичны и попросить вас остаться, когда понимаем, как должно быть одиноко вашему отцу. Вчера мы говорили о том, как он сносит свое одиночество, бедный старик!
Или как только Роджер приезжал с букетом ранних роз, Синтии было желательно подняться в свою комнату и отдохнуть, тогда как Молли приходилось составлять компанию миссис Гибсон по какому-то выдуманному поручению или просьбе. И все же Роджер, с самого детства всегда пользовавшийся несомненным уважением мистера Гибсона, не торопился понять, что он нежелателен в этом доме. Если он не виделся с Синтией, это было его неудачей, во всяком случае, он узнавал, как она себя чувствует, и оставлял для нее какие-нибудь безделушки, которые, как он полагал, ей понравятся, и охотно рисковал своим удовольствием, наезжая четыре-пять раз в день, в надежде снова ее увидеть. Наконец, настал день, когда миссис Гибсон вышла за рамки.
Синтии стало намного лучше. Укрепляющее средство справилось с душевным недугом, хотя она отказывалась это признать. К ней вернулся милый румянец и беззаботность, и для беспокойства не осталось причин. Миссис Гибсон сидела за вышиванием в гостиной, а обе девушки — у окна: Синтия смеялась над настойчивыми попытками Молли сымитировать французский акцент, с которым та читала страницу из Вольтера. По обязанности или ради фарса так сложилось, что теперь по утрам они занимались «полезным чтением», хотя лорд Холлингфорд, неосознанно предложив саму идею, вернулся в город, не сделав больше попыток снова увидеться с Молли, чего так ожидала миссис Гибсон в ночь, когда состоялся бал. Это видение Альнаскара [3] разбилось вдребезги. Было еще довольно рано: восхитительный, свежий, прекрасный июньский день только начинался, воздух благоухал ароматом распустившихся цветов. Почти все время пока девушки якобы занимались чтением французских книг, они, на самом деле высунувшись из
– Мистер Роджер Хэмли, — объявила горничная.
– Так утомительно! — произнесла миссис Гибсон почти в его присутствии, откладывая пяльца с вышивкой. Она протянула ему холодную, неподвижную руку, едва пробормотав слова приветствия, по-прежнему не отрывая взгляда от рукоделия. Он не обратил на это видимого внимания и прошел к окну.
– Какая прелесть! — воскликнул он. — Больше не нужно приносить вам розы из Хэмли, раз ваши уже распустились.
– Я согласна с вами, — сказала миссис Гибсон, отвечая ему, прежде чем Синтия или Молли смогли произнести хоть слово, хотя он обращался именно к ним. — Вы были очень добры, так долго принося нам цветы, но теперь распустились наши собственные, и нам больше не нужно вас беспокоить.
Он взглянул на нее с удивлением, его честное лицо омрачилось, скорее из-за тона, нежели из-за слов. Миссис Гибсон, тем не менее, оказалась достаточно смелой, чтобы нанести первый удар и решилась продолжить, раз представилась возможность. Молли, возможно, была бы более уязвлена, если бы не заметила, как покраснела Синтия. Она ждала, что та заговорит, если понадобится, поскольку знала, что защиту Роджера, если в таковой возникнет необходимость, можно будет всецело возложить на готовое остроумие Синтии.
Он протянул руку за облетевшей кистью роз, что лежала на коленях Синтии.
– Во всяком случае, — ответил он, — мое беспокойство — если уж миссис Гибсон считает, что это причиняет мне беспокойство — будет возмещено с избытком, если мне отдадут это.
– Старые лампы на новые, — произнесла Синтия, улыбаясь и протягивая ему цветы. — Мне бы хотелось, чтобы букеты, которые вы приносили нам, можно было купить дешево.
– Вы забываете о бесполезной трате времени, что, я полагаю, мы должны включить в счет, — сказала ее мать. — Право слово, мистер Хэмли, нам придется запирать двери, если вы будете приходить так часто и так рано! Я регулярно после завтрака и до ланча занимаюсь собственными делами, и мне хочется, чтобы Синтия и Молли придерживались занятий полезным чтением и наукой, что так желательно для юных девушек их возраста, если они когда-нибудь надеются стать образованными, общительными женщинами. Но из-за ранних гостей совершенно невозможно придерживаться устоявшихся традиций.
Все это было произнесено тем приторным, притворным тоном, который последнее время Молли сравнивала с царапанием карандаша по грифельной доске. Роджер изменился в лице. Его красноватый румянец на мгновение побледнел, он стал серьезным и недовольным. В следующее мгновение привычная открытость выражения вернулась. Почему бы ему, спрашивал он себя, не поверить ей? Было слишком рано для визита, он мог прервать обычные занятия. Поэтому он произнес:
– Полагаю, я был очень беспечным… Я больше не приду так рано, но сегодня у меня есть извинения: мой брат рассказал мне, что вы задумывали отправиться посмотреть Херствуд, когда розы распустятся, а в этом году они распустились раньше обычного… Я заезжал посмотреть. Он говорил, что вы хотите провести там весь день, поехать до ланча…
– План был придуман с мистером Осборном Хэмли. Я не думала ехать без него! — холодно произнесла миссис Гибсон.
– Этим утром я получил от него письмо, в котором он упоминал о вашем желании, и он пишет, что боится, что не сможет вернуться домой, пока они цветут. Смею сказать, их не так много можно увидеть, но день такой прекрасный, и я подумал, что это замечательная возможность побывать на свежем воздухе.
– Благодарю вас. Как вы добры! И так любезно, что вы пожертвовали собственным желанием провести как можно больше времени с отцом.