Жёны Шанго
Шрифт:
– Так это в самом деле?.. – хрипло начал он, оборачиваясь к Эве. Но той уже давно не было рядом. Она неслась к чёрной девушке с истошными воплями:
– Ошун! Ты здесь? Почему? Что случилось? Что-то с ребятами? С тётей?!
– Ай, ничего, Эвинья, ничего! – Беззаботный смех негритянки выбил испарину на спине Даниэла. – Клянусь тебе, всё прекрасно! Всё замечательно! Неужели я не могу просто приехать навестить тебя?
– Но ведь через две недели я сама бы приехала! Скоро же каникулы! А ты летела из Баии по самой жаре! Ошун, Ошун, как же я рада тебя видеть! – Эва кинулась на шею подруге.
– Ну-ну, незачем реветь, моя радость! – Ошун, как всегда,
– Так это правда? – вернул Эву в действительность растерянный голос Даниэла. – Эта сеньорита – твоя модель? Ты меня не представишь?
Эва и Ошун обернулись к нему одновременно. Даниэл увидел тёмное, прекрасное лицо, ровную полоску белых зубов, огромные чёрные глаза с лукавым блеском. Запах влажных цветов и речной свежести, идущий от эбеновой красавицы, кружил голову. Асфальт предательски уходил из-под ног.
Эва смотрела на парня с грустной улыбкой. Удивлялась про себя: почему даже сейчас она не чувствует ничего, кроме горечи?
– Ошун, это Даниэл да Вита, мой… друг. Дан, это Ошун. Жена моего брата.
– Вот как? – Даниэл явно пытался взять себя в руки и вернуть свой обычный иронический тон. – Что ж, мне очень приятно, сеньорита! А мы с Эвой как раз говорили о том, кто позировал ей для её последней картины! Видит бог, я отдал бы всё, что у меня есть, за такую прелестную натурщицу!
– Да у тебя же ничего нет, малыш, – безмятежно сказала Ошун, глядя на Даниэла сощуренными глазами. Эва знала: это выражение лица подруги не предвещает ничего хорошего. Она вдруг сообразила: Ошун наверняка слышала, как они с Даниэлом ругались… Да что Ошун – вся улица слышала!
– Ошун, прошу тебя, идём, посидим где-нибудь… Тебе надо отдохнуть.
– Сию минуту, моя дорогая! – Ошун и с места не двинулась, продолжая внимательно разглядывать Даниэла. Тот явно почувствовал себя не в своей тарелке.
– Уверяю вас, вы ошибаетесь, сеньорита! Сколько вы берёте в час? Я готов заплатить…
– Да нечем, нечем тебе платить, мой сладкий! – Ошун зевнула, снова улыбнулась, показав сияющую подкову безупречных зубов. – Кредитная карточка – отца, квартира – отца, машина – тоже, и за учёбу платит папочка… Свой у тебя только бананчик – да и тот не самый лучший… Что такое, Эвинья? Ты станешь спорить? Ты забыла, что такое настоящее мужское копьё?! Не-е-ет, пора возвращаться в Баию, пока ты не превратилась тут в сушёную грингу!
– Синьорита, что вы себе… Как вы смеете! – оторопел Даниэл.
– С-с-смею, радость моя! – Улыбка пропала с лица Ошун. Негритянка по-мужски выдвинула вперёд нижнюю челюсть, подобралась, словно для драки. «Вот что значит три года жить с Шанго!» – подумала Эва. Но даже в гневе Ошун была прекрасна, и Эва поймала себя на мысли, что любуется ею – вместе с толпой, собравшейся рядом. А подруга как будто не замечала сгрудившихся вокруг людей. Её тонкий палец с накрашенным ногтем угрожающе рассекал воздух перед самым носом Даниэла:
– Ты, дешёвка! Папин сынок! Выплюнутая жвачка! Гроша не заработал сам, ничего путного не сделал и даже не нарисовал! Ты знать не знаешь, что такое на свете жить по-настоящему! Я ни черта не понимаю в этом вашем искусстве, – но в тот дом, где стоит «чудо» нашей Эвы, приходит счастье! Приходит – и остаётся, слышишь, ты, кусок дерьма?! А ты кого обрадовал в своей жизни? Кому принёс радость? Эти твои инса… исту… истула… Дьявол, Эвинья, как надо сказать?!.
– Ин-стал-ля-ции… Замолчи, ради бога, на нас смотрят!
– Да-да-да!!! Ты на днях
Толпа грохнула хохотом. Даниэл онемел. А Эвинья почувствовала, что не может сдержать смеха: ведь последняя инсталляция Даниэла под пафосным названием «Человек в мире машин» в самом деле напоминала проволочную пирамидку. С неудобоваримым предметом наверху.
– Всё, Эвинья, хватит тратить время! Идём отсюда! – Крепкие пальцы подруги ухватили Эву за руку выше локтя и решительно повлекли сквозь смеющуюся толпу. Даниэл что-то кричал им вслед, но ни Эва, ни Ошун не обернулись.
– Зачем тебе понадобился этот слизняк? – требовательно вопросила Ошун, когда подруги выбрались из толпы и, пройдя несколько переулков, оказались перед фонтаном. – Я ведь не хотела вмешиваться в твои дела! Шла за вами от самого университета и ждала, когда твой дружок перестанет над тобой издеваться! Или когда ты сама дашь ему по морде и пошлёшь куда подальше! И что?! Всё равно пришлось влезть и разобраться самой! Почему ты позволяешь так обращаться с собой, девочка моя?
Эва только вздохнула, понимая, что Ошун права. Но год назад, когда её приняли в знаменитый университет Сан-Паулу, назначив стипендию штата, когда её работами заинтересовались специалисты, когда Даниэл, красавец-старшекурсник, подошёл к ней в студенческой столовой и сделал несколько комплиментов её рисункам, а потом пригласил в кафе под завистливыми вглядами других девушек… Никогда прежде на Эву не наваливалось столько счастья! Никогда жизнь не казалась такой радужной, лёгкой и безоблачной! К тому же, впервые за все её восемнадцать лет, рядом не было матери и некому было отравлять Эве каждый миг жизни. Она влюбилась в Даниэла сразу же, в тот же вечер. Целый месяц они были неразлучны, а потом Эва собрала свои книги и вещи и переехала из студенческого общежития в квартиру Даниэла.
Даниэл был младшим отпрыском знаменитой семьи да Вита: отец – театральный режиссёр, мать – известная актриса, старшая сестра – кинокритик… Дан учился на последнем курсе университета и имел свою квартиру с огромной мастерской, где нашлось место и для керамики Эвы, и для её мольберта и красок. И снова каждый миг казался наполненным счастьем: ведь впервые Эву кто-то любил! Впервые кто-то восхищался ею, говорил, как она красива, какие у неё тонкие руки и как прекрасна её грудь, как замечательна её гладкая кожа баиянской мулатки цвета кофе с капелькой молока! Впервые она просыпалась рядом с мужчиной, который даже во сне не хотел выпускать её из рук и бормотал, не разжимая объятий: «Эвинья, любовь моя, куда ты? Останься со мной, не пойдём сегодня на лекции, будем целый день в постели…» И Эва оставалась! И они занимались любовью до вечера, а потом шли в театр или в ресторан, Даниэл покупал ей розы и орхидеи, приглашал танцевать – и не хотел верить в то, что Эва не умеет, отчаянно ревновал её ко всем мужчинам вокруг и обещал, что на каникулы они вместе поедут в Европу. Эва верила и ждала.