Жёны Шанго
Шрифт:
– Ты?.. Здравствуй… Мне осталось совсем немного…
– Эвинья, я дома! – изумлённо сказал Даниэл. – Ты скучала?
– Конечно. Иди отдыхай, я скоро… – Не договорив, Эва повернулась к керамическому Огуну и вытащила из волос очередную кисточку. О том, что её любимый вернулся домой, она вспомнила лишь поздним вечером. То, что Даниэл, кажется, обиделся, поняла лишь два дня спустя.
… – Эвинья, я расстроила тебя? – встревоженно спросила Ошун, присев на каменный край фонтана и потянув задумавшуюся Эву за руку. – Ты совсем замутилась, красотка! Что такое, а? Неужто ты всерьёз любишь это надутое чучело? Неужто на весь Сан-Паулу не нашлось ничего лучше? Стоило
– Ошун! – Эва тут же забыла обо всех обидах и горестях. – Всё-таки что-то случилось? Ты приехала не просто так? Шанго снова что-то натворил?
– Ай, девочка, твой брат постоянно что-то творит! Не хочу даже портить тебе настроение… – Ошун, отвернувшись, зачерпнула воды из фонтана, плеснула себе в лицо и поморщилась. – Ужас какой! Пахнет бензином! Как вы тут живёте, несчастные?!. Так! – она развернулась к подруге и свирепо уставилась на неё. – Когда ты последний раз вспоминала, кто ты такая? Устрой-ка нам дождик – и уйдём отсюда!
– Куда?.. – растерялась Эва.
– Живо дождь, сестра, говорят тебе! Тьфу, чему вас только учат в этом трижды протухшем университете!
И Эва поняла, что именно это ей сейчас и нужно. И на мгновение сжала в ладонях влажное от пота ожерелье на своей груди – подарок брата. Это было украшение из перламутровых пластинок, изображавших радугу, которую держали в пастях две свернувшиеся змеи – символы Ошумарэ. Эве показалось, что бронзовые змейки тепло и живо шевельнулись в её ладонях. И она тихо позвала:
– Арроробой, Ошумарэ… – и шёпотом приказала, глядя в смеющееся лицо Ошун, – Дождь! Пусть пойдёт дождь!
И сразу же дымчато-золотистые тучки сошлись в блёклом небе над площадью, на глазах набрякли густой синевой. Налетел свежий ветер, от которого захлопали полотняные навесы уличных кафе. Затрепетали, показывая серебристую изнанку, листья пальм. Со стуком прокатились по асфальту несколько мохнатых кокосов, сброшенных с лотка торговца. Тяжёлые капли застучали по горячему асфальту, заставили вскипеть воду в фонтане. Эву обдало свежестью. Ошун, вся мокрая, хохочущая, в облепившем фигуру жёлтом сарафане, с прилипшими к лицу волосами, вскочила на край фонтана и, опасно балансируя, протянула руку Эве:
– Давай ко мне, сестрёнка! Ты просто…
Но удар грома заглушил её слова, а сама Ошун, не удержавшись на скользком краю каменной чаши, неловко соскользнула прямо в фонтан. Брызги поднялись столбом, а когда Эва прыгнула следом, водяная метель скрыла обеих девушек от любопытных прохожих. Из вихря капель послышался весёлый призыв Ошун:
– Рирро, рирро, Эуа! – и всё стихло. В фонтане больше никого не было. Дождь стучал по асфальту и мутными потоками бежал вниз по улице. В небе кружились тучи.
Когда Эва открыла глаза, рядом не было ни каменных домов, ни фонтана. Вместо горячего асфальта под ногами влажно хлюпал мох. Наверху сходились, закрывая небо, могучие ветви деревьев-гигантов, сплошь перевитые лианами. Пахло сыростью, прелым листом. Отовсюду доносился гомон птиц, изредка прерываемый воплями обезьян. Зеленоватые лучи солнца тут и там пронизывали сплетения листьев и ветвей, играя на каплях испарений и туманясь во влажном воздухе. Огромный тукан сел на узловатую ветку в двух шагах от Эвы и, балансируя клювом, с любопытством уставился на девушку. Рядом протопал с чрезвычайно озабоченным видом рыжий муравьед, и Эва поспешно убрала руку. Муравьед, неприязненно скользнув по ней похожими на чёрные бусины глазами, скрылся в зарослях папоротников. Где-то рядом слышался шум воды, в котором Эве почудился
– Ошун!
– Иди ко мне! – весело раздалось в ответ.
Ошун ждала её, сидя на поваленном стволе дерева возле воды. Это был небольшой ручей, бегущий между мшистыми камнями. По берегам его бродили, забавно кивая, маленькие белые птицы. Ручей образовался из небольшого водопада, падающего в каменистую чашу. Луч солнца, прорываясь сквозь листву, время от времени заставлял воду искриться и играть над зеленью короткими радугами. И на душе у Эвы стало легко и спокойно.
– Люблю это место, – промурлыкала Ошун, выскальзывая из платья, под которым у неё, как обычно, не было белья. – Приглашаю тебя сюда. Приходи, когда захочешь. Это моё царство. Знаешь, в Африке есть целая река – Ошун… Ошун – это любовь… Я родилась там давным-давно, когда камни были молодыми…
– А в России есть целая река под названием Амур [35] , – задумчиво процитировала Эва. Но подруга уже не слышала её: она ловко прыгала с камня на камень, приближаясь к водопаду. Птицы разлетались со звонким щебетом из-под её ног. В панике лезли на мокрые камни разноцветные, похожие на эмалевые броши лягушки. Нехотя поднимались в воздух огромные бабочки. Что-то громко плеснуло в ручье и ушло на глубину.
Эва не пошла за подругой и сидела на наклоненном стволе добрых полчаса, глядя на то, как Ошун плещется под водопадом, рассыпая вокруг себя снопы искр и радужных капель. На это зрелище можно было смотреть бесконечно, и Эва знала: любой мужчина в Бразилии отдал бы полжизни (а то и всю!), чтобы хоть раз увидеть, как купается в водопаде ориша Ошун. И Эва уже видела, какой будет её следующая картина: полная золотисто-голубого света, свежей зелени, птичьего писка и криков жаб, тихого плеска воды и бормотания камней. И от этой эбеново-чёрной, блестящей кожи, волос, похожих на испанский мох, неповторимых изгибов стройного тела, переплетённых рук, сияющей улыбки застынет в благоговении каждый… И пусть Даниэл сколько угодно говорит, что это дешёвый китч!
35
Цитата из романа Ромена Гари «Голубчик»
– Эвинья, очнись! Куда ты опять «ушла»?!
Вздрогнув, Эва увидела, что Ошун уже сидит рядом с ней, болтая ногой в воде, и широко улыбается, а на плече у неё сидит большая синяя бабочка.
– Ух, как ты на Марэ похожа, когда вот так… – Ошун изобразила застывший взгляд и загадочную улыбку. – Не пойдёшь купаться?
– Я и так уже вся мокрая, – Эва внимательно посмотрела на подругу. – Так что же всё-таки случилось?
– Проклятье! – Бабочка в ужасе сорвалась с плеча Ошун и метнулась в лес, а сама Ошун сердито уставилась на подругу. – Я что – не могу просто так увидеться с тобой? И воздать по заслугам тому ничтожеству, что заморочил тебе голову?! Считай, что Эшу попросил меня об этой услуге!
Вспомнив об Эшу, Эва невольно улыбнулась.
– Как у него дела?
– Понятия не имею: не видела его с последней макумбы.
– А у Шанго?
– И его не видела!
Эва резко развернулась. Ошун пристально всматривалась в своё отражение в ручье.
– И ведь всегда, всегда пропадает, когда он больше всего нужен… – пробормотала она, с досадой отбрасывая за спину мокрую прядь волос. – Разве это мужчина? Чёртов сукин сын… Когда-нибудь попрошу у Йанса автомат и перестреляю всех его потаскух! И плевать, что после этого в Баии не останется женщин!