Жернова. 1918–1953. Книга двенадцатая. После урагана
Шрифт:
Женщина продолжала, молча и не поднимая головы, теребить свое платье.
– Вы его разлюбили? – спросил человек, на этот раз просто и без затей.
– Да.
– Почему?
– Потому что… потому что он оказался не тем человеком, за которого себя выдавал и который… которого я полюбила…
– Да разве любовь заключается в том, чтобы рассчитывать, тот или не тот? – снова вознесся ввысь голос человека, и нижняя губа его еще больше выдвинулась вперед. – Разве так бывает?
– Бывает.
– Нет, не могу поверить! Не могу поверить, чтобы такая цельная натура, как ваша, такой светлый ум
– Я и не рассчитывала. Оно само рассчиталось, – ответила женщина усталым голосом.
– Нет, не верю! – снова вскинул руки человек. – Тут чувствуется влияние со стороны… Признайтесь…
– Никакого влияния, – отрезала женщина поспешно и даже с испугом. – Папа даже не знает о моем решении.
– Однако я уверен, что ваше решение родилось не без его влияния. Ваш отец… он погубил вашу маму, он загнал в Сибирь бедного Люсю Каплера, он не знает снисхождения, он даже не вступился за своего сына, попавшего в лапы фашистов…
– Папа тут ни при чем, – упрямо повторила женщина. – И не надо его сюда приплетать. Вы не имеете права…
– Хорошо, хорошо! Не будем. Молчу, молчу! Но Гриша… он так страдает! Он даже похудел. Честное слово! Я даже боюсь, что он может отчаяться на непродуманный поступок.
– Вы хотите сказать, что он может покончить с собой? – удивилась женщина и даже подняла на собеседника голову.
– Я не исключаю такого варианта.
– Да он же форменный трус, этот ваш Гриша! – воскликнула женщина, и в голосе ее прозвучали торжество и насмешка. – Ваш Гриша настолько любит жизнь, что даже подозревать его в такой возможности смешно и наивно.
– А разве это плохо – любить жизнь? – вопросил человек. – Все любят жизнь.
– Но ваш Гриша любит не просто жизнь! Он очень любит жизнь комфортную, и чтобы обеими горстями. И он был уверен, что я ему такую жизнь обеспечу. И не только ему, но и многим другим. И вам в том числе: иначе бы вы так не старались…
Человек с перебитым носом протестующе вскинул вверх руки, лицо его исказила гримаса отчаяния, но женщина не уступила:
– Ваш Гриша женился на мне по расчету, – упрямо надавила она на слово «ваш». – Я это поняла не сразу. Я была слепая. А когда увидела… – Женщина потухла, вяло повела рукой и заключила: – Между нами все кончено. Все!
– Жаль, очень жаль, Светлана Иосифовна, – произнес человек тоном следователя, опечаленного тем, что его принуждают применять не слишком гуманные методы. – Мне казалось, что мы с вами найдем общий язык.
– Зря старались.
– Выходит, что так. И все-таки я уверен, что между вами произошло недоразумение. Я знаю, что конфликт ваш произошел на той почве, что у Гриши, как вы считаете, слишком назойливые родственники. Но это кажущаяся назойливость. Они все расположены к вам со всей своей душой. Мы, евреи, если кого полюбим, то навек, кого возненавидим, тоже навек же. А они вас любят. И больше всех, разумеется, Гриша. На мальчика страшно смотреть, как он переживает этот разрыв с вами.
– Не говорите мне о любви: здесь вам не театр. А Гриша ваш очень скоро утешится с другой.
– И это ваше последнее слово?
– Последнее.
– Жаль, очень жаль, Светлана Иосифовна. Как бы не пришлось пожалеть.
– Вы мне
– Что вы, что вы, Светлана Иосифовна! – дрогнул человек с перебитым носом, вспомнив насмешливо-безжалостные глаза ее великого отца. – Избави бог! Просто мой жизненный опыт говорит, что часто люди, так решительно порывающие друг с другом, потом жалеют об этом всю жизнь. Но… что разорвано, то уже не соединишь в единое целое.
– Успокойтесь, Соломон Михайлович, я жалеть не буду.
– Ах, этот максимализм молодости! – вздохнул Соломон Михайлович. – А ведь у вас сын, вы лишаете его благотворного отцовского влияния.
– Мой сын в таком благотворном влиянии не нуждается. Лучше уж никакого.
– Это жестоко и по отношению к сыну, и по отношению к отцу.
– Вам-то откуда знать? Из ваших пьес?
Соломон Михайлович на это не нашелся что сказать. Конечно, это была вопиющая бестактность со стороны женщины, но он пришел сюда не ссориться. К тому же надо было оставить открытой дверь на будущее, когда женщина перебесится и одумается. И он не нашел ничего лучшего, как закончить этот бесполезный разговор на примиряющей ноте:
– Не смею вас больше отвлекать от ваших занятий, Светлана Иосифовна. Всего вам доброго. Всего доброго. И я бы сказал: до скорого свидания! – и Соломон Михайлович, кланяясь и пятясь задом, вышел из комнаты.
Хлопнула входная дверь.
Женщина зябко передернула плечами.
Глава 12
Соломон Михайлович вышел из подъезда дома и направился в сторону Болотной площади. Со скамейки поднялся молодой человек, пошел ему навстречу.
– Дурак ты, братец мой, – сказал Соломон Михайлович, когда они сблизились. – Такую женщину упустил.
– Так уж и такую, – презрительно хмыкнул молодой человек. – Есть и поинтереснее. Представляете, каково каждый день ложиться в постель с такой, извините меня, мымрой. Да еще сухой, как копченая вобла. Когда ей было восемнадцать – куда ни шло, а едва перевалило за двадцать, да еще после родов…
– Зато у нее есть такой папа, какого нет ни у какой другой. А это такое достоинство, что можно и потерпеть.
– Да что толку с этого папы, если я его и в глаза не видел за все эти годы! – воскликнул молодой человек. – Он меня на пушечный выстрел к себе не подпускает. Уж это-то вам хорошо известно.
– Известно. Но это еще ничего не значит. Надо было так себя вести, чтобы заинтересовать его, а ты вел себя неумно, как какой-нибудь задрипанный славянин.
– А умно – это как? Записаться добровольцем в ополчение, отправиться на фронт и там погибнуть с криком «За Родину!», «За Сталина!»? Так, что ли? Вы-то не записались. А с какой стати стал бы записываться я! Я и пошел… в ГАИ. А он узнал и сказал, что ноги моей в его доме не будет. Так что я должен был делать? Уйти из ГАИ? Пойти под пули? Между прочим, и в Москве милиции приходилось ходить под пулями: бандиты, мародеры, сигнальщики, диверсанты. Сколько моих товарищей погибло от их пуль и финок! А еще от бомбежки. Вы-то всего этого не знали: в Ташкенте сидели, там не стреляли и не бомбили.