Жернова. 1918–1953. Книга одиннадцатая. За огненным валом
Шрифт:
Всеношный повернул голову к капитану Обручеву, державшему связь по радио с партизанами, спросил:
– Как там?
– Нормально. Ждут самолет. А тот что-то задерживается…
– Летит, товарищ подполковник! – воскликнул лейтенант Купавичев. – Вон он! Видите?
Над лесом бесшумно скользила серая птица, и лишь когда она приблизилась настолько, что стали видны ее лапы-колеса, послышался легкий, но все усиливающийся стрекот мотора. Не долетая до позиций взвода, самолет развернулся и полетел назад. Вскоре вдалеке послышалось несколько взрывов, и в небо поднялись бурые столбы дыма,
– Представляю, какая там сейчас началась паника, – заметил лейтенант Купавичев. И предположил: – Вряд ли они станут обороняться – побегут.
Ему никто не ответил, и он тоже стал вглядываться через окуляры бинокля в лесную даль, но ничего не было видно, кроме расползающегося над лесом бурого дыма. Через несколько минут взрывы мин прекратились, и до слуха долетели слабые звуки разгорающейся стрельбы.
Всеношный следил по часам, отмечая всякое изменение в звучании боя. Минут через двадцать все стихло. Затем стрельба возникла вновь, но значительно ближе. Время от времени слышались отрывистые хлопки гранат – противники явно сошлись на короткую дистанцию. Какое-то время бубукал немецкий ручной пулемет, и замолчал, израсходовав ленту. И тут снежный заряд из опустившихся до самых верхушек сосен облаков закрыл, точно занавес, и лес, и озера.
– Как там? – спросил Всеношный, не поворачивая головы.
– Банда приближается к засадам. Наши отстали.
– Главное, чтобы они не потеряли их в этой снежной коловерти. – И уже своему радисту: – Выясни обстановку.
Радист стал вызывать «Фиалку», наконец та откликнулась. Всеношный взял наушники и микрофон, потребовал:
– «Фиалка», доложите обстановку.
– Видимость не более пятидесяти метров, – послышался голос майора Криворученко. – Выслал вперед разведку. Ждем.
– Докладывайте каждые пятнадцать минут.
– Есть докладывать каждые пятнадцать минут, – ответила «Фиалка».
Снова началась стрельба, но вяло, без той отчаянной злости, когда враг вот он, только протяни руку. Видать, партизаны Полозова просто подгоняли преследуемых, не давая им осмотреться и поразмыслить.
И тут снег так же внезапно прекратился, как и начался, и сразу же открылась даль, стала видна длинная серая змея, сползающая с лесистой гряды на покрытую редкими чахлыми соснами болотистую равнину.
– Они! – почти одновременно произнесли Всеношный и Обручев и оба припали к биноклям.
Подводы с запряженными в них лошадьми, отдельные колонны вооруженных людей, редкая цепочка идущих метрах в двухстах впереди разведчиков.
«Черт! – изумился про себя Всеношный. Да их не меньше батальона. И, судя по форме, регулярная часть из бывших полицейских».
О том, что западнее Каунаса в лесах скрываются остатки разгромленных литовских полицейских батальонов, его информировали по линии «Смерша» и НКГБ Литовской ССР. По-видимому, это те три-четыре отряда, о которых сообщали захваченные в плен активисты Литовской армии свободы и Комитета по освобождению Литвы, объединившиеся для совместных действий в прифронтовой зоне, насыщенной советскими войсками. Странно, что они
– Капитан, – обернулся Всеношный к Обручеву. – Я думаю, стоит проинформировать генерала Седых о сложившейся обстановке.
– Как вам будет угодно, товарищ полковник, – откликнулся Обручев. – Но должен вам заметить, что вояки они хреновые, прямого боя, как правило, не выдерживают. Это им не карательная экспедиция против баб и детишек, да еще когда сзади подпирают немецкие егеря.
– Выдерживают или нет, а генерал просил информировать его обо всем, что касается противника. А его здесь намного больше, чем предполагалось, – отрезал полковник Всеношный.
В это время ударили пулеметы пограничников.
– Минометчикам – открыть огонь! – приказал полковник, и радист тут же повторил его приказание.
Через минуту сзади зачавкали выстрелы, над головой завыли мины, и первые пристрелочные кусты разрывов поднялись среди чахлых болотных сосен справа и слева от колонны.
– Куда они денутся, товарищ полковник! – весело крикнул капитан Обручев. – А генерал Седых ответил, что уже получил информацию от Полозова. Если понадобится, эскадрилья штурмовиков готова оказать нам содействие.
– Пока обойдемся, – произнес Всеношный, наблюдая за тем, как мечутся под огнем люди, падают лошади, а мины ложатся все кучнее и кучнее. Судя по всему, Полозов подключил к обстрелу и свои минометы. – Пожалуй, им уже не вырваться, – добавил он, соглашаясь с Обручевым.
К вечеру в сторону Алитуса тянулась жиденькая колонна пленных. Остервенело лаяли конвойные собаки. Вслед за колонной тарахтели на корнях деревьев телеги с ранеными бандитами. В воздухе кружились редкие снежинки.
Полковник Всеношный дремал на переднем сидении «джипа». Иногда он открывал глаза и видел одно и тоже: песчаная разъезженная дорога с глубокими колеями, близко подступающие к дороге сосны, задний борт идущего впереди «студебеккера», нахохлившиеся фигуры пограничников. Дорога то взбирается на невысокие холмы, то падает вниз. Когда-то он вел свой небольшой отряд по одной из таких дорог, только было это летом сорок первого, стояла жара, и впереди никакой ясности, кроме одной: вторгшийся на родную землю враг очень силен и жесток, остановить и разгромить его будет не просто, для этого надо его уничтожать везде и всегда, где и когда предоставится такая возможность. И все эти годы он только этим и занимался. И, разумеется, не он один. И вот результат: враг изгнан с родной земли, осталось лишь подчистить оставшийся после него мусор.
Потом ему припомнилось последнее письма из дому. Отец писал, что вернулся из эвакуации в Константиновку, занимается восстановлением своего завода, что нашлась семья младшего сына, и он собирается забрать ее себе: вместе будет проще. Жена полковника в своем письме сообщала, что живут хорошо, дети учатся в школе, сын все время спрашивает об отце и очень гордится, что его отец пограничник, надеется на скорую встречу. А он, Алексей Всеношный, не может им обещать ни скорой встречи, ни указать место, где она произойдет, потому что все так зыбко и, судя по всему, еще не скоро образуется.