Жертва негодяя
Шрифт:
«Твои глупости». Всего два слова понадобилось, чтобы разделаться с попранными надеждами, самообвинениями и ужасным скандалом в благородном семействе. Со Стивом Дойлом папочка вел себя абсолютно корректно, что означало: она абсолютно не понимает мужчин. Из этого следовало, что Элис Линдон был само совершенство и добродетель. Перси улыбнулась своим мыслям — нет, она раскусила его: этот мужчина — заурядный повеса.
10 декабря 1808 г.
— До Рождества — две недели, — рассуждала Перси, стоя у ступеней гхата [11] и обнимая тетушку. —
11
Гхат — каменное ступенчатое сооружение на берегах священных рек, служащее для ритуального омовения индусов и как место кремации; речная пристань.
— А я кое-что положила тебе в сумочку, — призналась тетя Эмма, улыбаясь сквозь слезы. — Бог знает, как вам там придется праздновать Рождество на корабле. Так ты уверена, что все взяла?
— Я проверил еще вчера, — успокоил ее дядюшка, погладил жену по плечу, боясь, что она сейчас разрыдается, и, уже обращаясь к Перси, сказал: — У тебя прелестная каюта в кормовой надстройке, под верхней палубой, как мне и обещали. Там поуютнее, чем в центральных каютах, меньше шума и запахов. К тому же в общем салоне собираются все дамы, а ты будешь обедать в кают-компании у капитана, доступ туда открыт немногим пассажирам.
— Но там эти ужасные парусиновые переборки, — возразила его жена. — Мне было бы спокойнее, если бы Перси ехала в каюте с деревянными перекрытиями.
Это было темой их споров в течение последних недель.
— Зато там лучше дышится, — успокаивала их Перси. — Конечно, я чувствовала себя в полной безопасности по пути сюда, но в том отсеке под носом у пассажирского салона было очень уж душно. И пахло там отвратительно — уже к концу первого месяца плавания.
— Весь твой гарнитур на месте, в целости и сохранности, — подмигнул ей дядя.
«Весь» — это громко сказано, словно ей предстояло путешествие в люксе. В каюте был обычный корабельный каркас для постели, привинченный к полу, но пассажирам разрешалось дополнять интерьер тесного помещения вещами по своему вкусу — так легче переносить тяготы путешествия. Перси взяла для себя новый матрас, набитый кокосовой копрой, перьевую подушку, постельное белье и полотенца. Выбрала удобный комод, на который можно поставить умывальник или конторку для письма, и приставила к нему винтовой стул. Сундук с одеждой вполне заменит и шкаф, и стол, а остальные дорожные сумки полагалось втиснуть под койку.
— На этом корабле есть ватерклозеты для пассажиров и команды, — добавил лорд Вэб.
Поистине это было просто счастьем по сравнению с тем помойным ведром и умопомрачительными дырами, через которые все сливалось в море, как это было на судне, которое доставило ее сюда.
— Удобства просто замечательные, — заверила Перси. — Смотрите, нам подают сигнал спускаться в баркасы.
Влиться в этот стремящийся к причалу поток пассажиров, носильщиков, попрошаек, моряков и писклявых детей все же лучше, чем оттягивать минуту надрывного прощания; однако ей было не по себе при мысли, что сейчас придется сесть в баркас, переправляющий пассажиров на корабль. Больно
— Я люблю вас, милые. Я оставила вам письмо, оно в пакете с рождественскими подарками. Мне пора идти.
Дядя взял ее за руку, кивнул носильщику и, оставив тетушку, всхлипывающую в носовой платок, провел Перси сквозь толпу к неровным ступеням, спускающимся в быстрые волны темной реки.
— Крепко держись за меня! Смотри прямо перед собой, милая. — Вода бурлила над ступенями, Перси оступилась на осклизлом камне и в панике ухватилась за поручни сходней подплясывающего на волнах баркаса. Корма судна плавно отошла от причала, и Перси повисла над водой.
— Леди Перси! Руку, мэм. — Это был Элис. Он стоял на банке.
— Я не могу, сэр.
Он поймал ее руку, подтянул на корму, перевел Перси на борт и передал под опеку одного из близнецов Чаттертон.
— Присядьте сюда, леди Перси. — Это заботливый Коль, решила она, благодарно улыбнувшись в ответ, и постаралась восстановить дыхание, пока дядя передавал Элису ее ручной багаж, а тот укладывал сумки как раз под ту доску, на которой она примостилась. — Неприятно в этой толчее, да?
— Да. — Она с трудом сглотнула, кивнув, выдавила из себя улыбку и помахала дяде, когда лодка отчалила. Подошел Элис и сел напротив. — Благодарю вас. Я так боюсь воды. На большом корабле совсем по-другому. Это бывает во время качки. — Она почувствовала, что говорит быстро и несвязно, и замолкла.
— А чего вы боитесь? — спросил Элис. Он неотрывно смотрел ей в глаза, и она поняла, таким образом он старается отвлечь ее от мыслей о том, что они сидят в низко осевшем баркасе над бездной воды. — Мне представляется, что только настоящая опасность могла бы устрашить девушку с таким самообладанием.
— Что ж, спасибо. — Боже, оказывается, он умеет щадить ее чувства. Перси улыбнулась и чуть успокоилась.
— Могу угадать — вы однажды попали в неприятную переделку, — продолжил он — и улыбка ее застыла; чувство застарелой вины взметнуло сердце, и ее словно окатило жаркой волной.
И она взахлеб, безотчетно начала рассказывать свою историю:
— Я гуляла по пляжу со своей гувернанткой, мне тогда было восемь, набежала большая волна, подхватила меня, протащила по гальке и потянула вниз, на глубину. — Она прикрыла глаза и снова увидела зеленоватую воронку водоворота и толщу воды над головой — она не дает ей дышать, ее тащит по каменистому дну. — Мисс Ричардс бросилась вслед за мной, ей удалось вытащить меня на берег. Но следующей волной ее смыло в море. Она захлебывалась, а я ничем не могла ей помочь — у меня была сломана нога. После этого происшествия несчастная женщина заболела воспалением легких и едва не умерла.
— Но вы и не смогли бы помочь, — уверенно произнес Коль. — Вы были ребенком, к тому же получили травму.
— Но ведь я не послушалась ее и подошла слишком близко к воде. Это была моя вина.
Ее тогда не выпороли за плохое поведение, потому что мисс Ричардс никому не пожаловалась на нее. Но вина за свою детскую выходку так и мучила ее, и она до сих пор боялась подходить близко к воде.
— Но вам это не помогло — вы рискуете до сих пор, — бесстрастно заметил Элис.
— Линдон. — Тон Чаттертона был предостерегающим.