Жертва Вдовы

Смедман Лиза

— Эйлистри не испытывает своих слуг, — улыбнулась Роваан. — Мы сами испытываем себя. Именно этим мы занимаемся здесь, на Ториле, до самой смерти.

— А как насчет тех, кто поменял веру? — спросил К'арлайнд. — Что, если они, прежде чем возродиться, творили такое, что придется Эйлистри не по нраву?

Роваан несколько мгновений внимательно смотрела на него. Потом она кивнула:

— О, я поняла. Ты опасаешься, что Эйлистри не примет тебя.

— На самом деле я думал о Халисстре, — солгал он.

Роваан, не слушая, коснулась его руки:

— Не имеет значения, кем ты был до возрождения, какому богу молился. Теперь ты принадлежишь Эйлистри.

Его сердце

едва не пропустило удар при этих ее словах. Неужели Халисстра рассказала жрицам о его прежнем, полупритворном переходе в веру Варауна? К'арлайнд открыл было рот, собираясь объяснить, что эти ошибки молодости были простым заигрыванием, грехом, впасть в который может любой юнец. Но, не успев заговорить, умолк, опасаясь, что все, что бы он ни сказал, может поставить под сомнение его теперешнее обращение. Если он заявит, что тогда, в прошлом, это было несерьезно, жрицы могут решить, что он и с ними был не вполне искренним, — и это сыграет против него, когда он встретится наконец с их верховной жрицей.

Роваан, видимо почувствовав его неуверенность, мягко тронула его за руку:

— Паучья Королева больше не властна над тобой.

К'арлайнд расслабился, поняв, что она говорила о Ллос, не о Варауне.

— Я служил Ллос лишь на словах, — сказал он. — Я произносил их, потому что ее жрицы приказывали мне делать это, но сердце мое никогда не принадлежало Паучьей Королеве. — Говоря это, он прижал руку к груди и придал лицу самое искреннее выражение.

Отчасти его слова были правдой. Он действительно не давал Паучьей Королеве никаких обещаний, не говоря о том, чтобы считать ее своей покровительницей. К'арлайнд не видел в этом смысла. Для живых поклонников Ллос существовала высшая награда — власть и слава, — но только если ты женщина. Мужчинам говорили, что награда ждет их после смерти, но, судя по тому, что слышал К'арлайнд, Ллос даровала им лишь дальнейшие страдания.

— Все это осталось для тебя в прошлом, во тьме, — продолжила Роваан. — Ты поднялся к свету Эйлистри. Если ты искренне впустил ее песнь в свое сердце, ты будешь вечно танцевать с богиней.

— Вечная награда, — прошептал К'арлайнд, придав голосу благоговейный оттенок. Он должен казаться подобающим образом потрясенным, даже если понимает, что слова Роваан слишком хороши, чтобы быть правдой. — Но, конечно, только для душ тех, кто при жизни доказал, что достоин этого, помогая богине каким-либо существенным образом.

— Нет, — твердо возразила Роваан. — Для Эйлистри борьба и успех — одно и то же. Намерения засчитываются точно так же, как и поступки.

К'арлайнд потер подбородок, обдумывая это. Если то, что говорит Роваан, правда, то Эйлистри предлагает вечную жизнь всякому, кто присоединится к обещаниям помогать слабым и трудиться, обращая в веру других дроу. И не важно, действительно ли они преуспели в достижении этих целей, — достаточно просто пытаться.

Воистину удивительное учение, противоречащее всему, что К'арлайнд до сих пор усвоил в жизни. Исходя из того, что он видел и знал, боги требовали от своих слуг всего или ничего. Вараун, к примеру, настоятельно требовал от своих приверженцев совершенства. Отступить хоть малость от правил Господина В Маске означало навлечь на себя его вечный гнев. Даже те, кто до того был самым преданным его слугой, могли оказаться навсегда изгнанными из его владений. Ллос, напротив, наслаждалась хаосом, и ее, казалось, не заботило, чем занята ее паства. Не слишком ее занимали и испытания, ожидающие ее слуг после смерти, — она оставила это на усмотрение своих приспешников. Попадут ли души — от самого последнего мужчины до верховной жрицы —

в Паутину Демонов, было делом случая, как и все остальное.

В противоположность им, Эйлистри предъявляла требования к своим последователям, но и являла к ним милосердие, даже если они терпели неудачу.

К'арлайнд предположил, что для большинства эта мысль служила утешением, но ему идея божества, которое судит не по делам, а по намерениям, представлялась несколько расслабляющей и немножко нечестной. Приверженцы Варауна, пока добивались результатов, угодных их богу, могли вынашивать в головах любые бунтарские замыслы. Жрицы Ллос могли делать и думать все, что угодно, поскольку вознаграждение, даруемое их богиней, часто бывало случайным. Слуги же Эйлистри должны вечно спрашивать себя не только о том, правильно ли они поступают, но и правильна ли причина, по которой они так поступают.

К'арлайнд не хотел бы так жить. После долгих лет лжи ради выживания он и сам не всегда понимал, когда говорит правду.

Большинство жриц разошлись по своим домам. Лелиана, однако, задержалась, беседуя с другой жрицей, тоже отставшей от остальных. К'арлайнд видел, что Лелиана присматривает за дочерью. Несмотря на его обращение, скрепленное клятвой, она все еще не доверяла ему. Не вполне доверяла.

— Еще один вопрос… Владения Эйлистри в самом деле то место, где мертвые счастливы?

Вопрос его, казалось, удивил Роваан.

— Конечно. Что может быть большим счастьем, чем постепенно стать одним целым с самой богиней?

К'арлайнд понизил голос:

— Тогда почему ты была так опечалена, когда умерла Лелиана?

— Потому что я лишилась ее, — ответила Роваан. Она помолчала немного и добавила: — Представь, что кто-то, кого ты любишь, вдруг исчез и ты знаешь, что пройдет много лет — века, быть может, — прежде чем вы увидитесь вновь. Тебе тоже было бы ужасно грустно видеть, как они уходят. Ты бы тоже плакал.

«Нет, я бы не плакал, — подумал К'арлайнд. — Я не делал этого ни три года назад, ни теперь».

— Тогда почему ты воспользовалась кольцом, чтобы поменяться с ней местами? — спросил он. — Ведь получилось бы то же самое. Ты бы умерла, а она была бы жива, и прошло бы, возможно, много лет, прежде чем вы встретились бы снова.

Роваан захлопала глазами.

— Моя мать могущественная жрица. Здесь, на Ториле, она может послужить делу Эйлистри гораздо лучше, чем я. — Она глянула на свертки в кронах деревьев. — Мы воскрешаем наших мертвых, потому что так надо. Нас слишком мало, и мы не можем себе позволить потерять ни одного из наших рядов. Вот почему нападение судии было столь опустошительным. Без тела мы не можем воскресить погибших, а впереди еще столько работы. Так много дроу еще не поднялись к свету. Каждый поверивший в Эйлистри будет нужен в грядущей битве. — Она посмотрела на К'арлайнда, и он на миг ощутил, будто сама богиня заглянула к нему в душу. — Каждый.

К'арлайнд вздрогнул.

За спиной у Роваан Лелиана закончила беседу с другой жрицей и направилась к ним. Когда она подошла, маг склонился в поклоне.

— О чем вы тут говорите? — поинтересовалась Лелиана.

Роваан, улыбаясь, обернулась к ней:

— Он спрашивал про владения Эйлистри и про то, каково это — танцевать с богиней.

Лелиана приподняла бровь и повернулась к К'арлайнду.

— Почему? Ты что, собрался помирать?

Он распрямился:

— Нет, если это будет зависеть от меня, леди. Если Эйлистри будет угодно, пройдет еще некоторое время, прежде чем я ступлю в ее владения. — Он одарил их одной из своих мальчишеских улыбок. — Видите ли, я не слишком силен в танцах.