Жертва вечерняя
Шрифт:
Кротков совсем не то, что Степа. Чем он там занимается, я не знаю. Я знаю только то, что он смотрит на жизнь вовсе не так, как выходит теперь по моему.
Да и это все не то!
Его личность, тон, фигура, глаза, волосы, губы — все говорит про сильную волю, про настоящий характер.
Он, как есть, — мужчина.
Соображу я, что выходит из некоторых его рассуждений:
Во-первых, он одобряет меня, как мать. Ему нравится мой Володя. Он находит, что его хорошо держат. По его мнению, я делаю все, что мне нужно, и не из чего больше волноваться. Во-вторых, он почти требует замужества.
Ведь если он прав, все мои труды и волнения прекращаются. Я начинаю жить здоровой и цельной жизнью.
Боже мой, как бы было хорошо!
25 августа 186*
На ночь. — Суббота
Прошло почти десять дней, а гостя нет. Целый день проходит у меня в молчании. Я сама на себя бешусь; но не могу развязать язык. Я просто бегаю от Степы. Как это глупо! Разве я боюсь чего-нибудь? Разве Степа имеет на меня какие-нибудь права? Он сам же просился всегда в конфиденты…
В чем же я ему стану признаваться, однако? В… не в чем!
Как мне тоскливо в этом Ораниенбауме. Поскорее бы лето кончилось!
О заграничной поездке я все еще мечтаю, но как-то по-другому.
27 августа 186*
12 часов. — Понедельник
Я просто безумная! Куда я иду и что делаю?
Узнала я от Степы, что г. Кротков остается в Петербурге еще месяца два, три, и сейчас же отправилась я в город искать квартиру.
Что ж это такое?
Сколько вопросов я ни ставь в моей тетрадке, они ничего не помогут.
Моей судьбе выходило все откуда-то, сверху… Вот и теперь тоже… Толкает меня что-то… Я не имею силы остановиться.
Этот человек ходит теперь по Петербургу, курит свои сигары, читает книжки и столько же думает обо мне, как о китайском императоре. Был он два, три раза на даче у знакомого, увидал там барыню, нашел ее очень нелепой, поговорил с ней на скамейке в саду, объявил, что весьма уважает брак вообще, и контору какого-то г. Фуа в особенности, а с этой барыней теперь делается что-то до того чудное, что еще день, другой — и она побежит отыскивать его, если он не догадается явиться на дачу.
28 августа 186*
Ночь. — Вторник
Протянулись новые двадцать четыре часа. Его все-таки нет. Не смеет же этот человек скрыться! Зачем он приходил, после того?
Для меня ясно теперь: он сказал мне настоящее слово… Он сам тот, который…
29 августа 186*
После обеда. — Среда
— Что же наша поездка? — спрашивает меня сейчас Степа. — Тебе приелся Ораниенбаум…
— Да, приелся, — отвечаю я сквозь зубы. Степа понимает что-то.
— Маша, ты опять страдаешь, — начал было он.
— Не нужно объяснений, — крикнула я и ушла от него.
Если он догадывается, противный наперсник, что ж он не позовет сюда гостя?!
Я задохнусь в этом Ораниенбауме.
31 августа 186*
Вечер. — Пятница
Я встретила его с большим спокойствием, в гостиной. Он сам явился.
Разговор тянулся, тянулся. Я была страшно глупа. Хваленая моя точность выражений куда-то
Я узнала из разговора, что он останется здесь до ноября, а может быть, и до нового года.
Я не смела больше экзаменовать его, да и не хотела. Мне довольно того, что я вижу и слушаю. Самые простые слова, самые обыкновенные мысли выходят у него так, да не так. Но вот что я увидала еще яснее, чем в тот раз: он не закидывает тебя мудреными словами; но расстояние между им и женщиной неизмеримо больше, чем, например, между мной и Степой… Ведь это убийственное сознание! Он опять ласкал Володю. Мальчик очень его полюбил. Своими ласками он как бы показывает мне опять, что довольно одной любви для ребенка.
Степа нисколько не виноват, что тут случился; но он меня ужасно стеснял. Я бы хотела провести целый день с ним, с глазу на глаз, видеть его по-домашнему, поговорить попросту, не так, как тут в гостиной. Такого человека, как он, надо видеть по-домашнему, т. е. сблизиться с ним. Он рассуждений не любит и в качестве гостя никогда не выскажется. Это не то что милейший мой Степан Николаич. Такие люди в мелочах говорят крупные вещи.
Степе, разумеется, нельзя было уйти. Так мы и пробыли все втроем. Он торопился на последний поезд. Я предложила проводить его.
— Где же вы думаете прожить зиму? — спрашиваю я.
— Мне надо еще поработать в Париже.
А немецкий городок? Мы, стало быть, останемся одни со Степой?
Зачем же непременно немецкий? Не все ли равно! Отчего же не в Париж? Он уже не изменит плана.
3 сентября 186*
Днем. — Понедельник
Я решила перебраться в город завтра. Погода порядочная, но непрочная. Степе неприятно… Довольно с него природы, гулянья и купанья. Прямо с дачи за границу нельзя ехать. Ничего еще не приготовлено… У меня и бумаг никаких нет для паспорта. Да и к чему торопиться? Я думаю даже, что лучше ехать к зиме. Я ни к кому, конечно, не поеду; но как будто нельзя провести месяц, другой потихоньку?.. Успеешь получше уложиться и обсудить все.
Неужели мне жалко Петербурга, или я сама себя обманываю? Только бы устроить осеннюю жизнь; как я желаю.
7 сентября 186*
1-й час. — Пятница
Мне все не верится! Ведь он приходил сегодня собственно для меня… Разумеется, для меня. С тех пор, как я переехала в город, Степа живет на своей квартире.
Да, он сам пришел. Мы много говорили, просто и очень дружелюбно. Он меня как будто хочет все ободрять: "Ты, дескать, не бойся, я не съем".
О себе, о своих планах, работах ни единого слова.
Всем своим тоном он как будто хочет приучить меня жить, думать и говорить попросту. Приучить! Ничего этого, конечно, у него и в помышлениях нет. Он человек сам по себе и уж за такое вздорное дело, как женщина, конечно, не возьмется.
После того, зачем же он продолжает со мною знакомство?
Он не светский человек, он не умник, он не развиватель, он не наперсник…
Чем же он может быть для меня?
Чем?