Жертва вторжения (сборник)
Шрифт:
Правда, потом Булгаков сам признавал, что финал повести неудачен.
Но слово было сказано, пример будущим поколениям писателей преподан.
И если вы ожидаете какого-то парадоксального решения, веселой или трагической авторской находки, я должен предупредить, что вы ее не дождетесь.
Все в жизни бывает проще, чем ожидаешь.
В тот самый день, когда нашествие единоплеменников на Россию было в полном разгаре, профессор Минц стоял в хвосте длинной очереди за молоком. Ведь магазины Гусляра, как вы сами понимаете, не справлялись, и в городе начались случаи
Минц в те дни, не обращая внимания на прибавление числа жителей в городе, занимался уже другой, вполне специальной математической проблемой, когда к нему, протиснувшись по улице, наполненной народом, приблизился Миша Стендаль.
– Лев Христофорович, – сказал он, – народ в ужасе. Из Москвы идут факсы. Что будем делать?
– Я сделал все, что положено сделать патриоту, – отрезал Минц. – Потерянные соотечественники возвратились. Теперь дайте им смысл в новой жизни, а то уедут.
– Как так уедут? – всполошился Стендаль. – Я ведь завтра в кино иду с Алиной и Энди.
– Кто такой еще Энди?
– Первый муж Алины, – ответил Миша. – Темнокожий боксер. Алина подает на развод, чтобы соединить свою судьбу с моей. Она уже провела последнюю ночь у моего небольшого телескопа.
– Ничего не выйдет, – сказал Минц. – Разве вы не знаете, что жизненный цикл у всей колонии популяции вируса – сорок дней? А потом он исчезает. Полностью.
– И что же?
– А то, что у тебя четыре дня, чтобы завоевать сердце твоей Алины. А то улетит.
Минц отвернулся от Стендаля, потому что мысленно вновь погрузился в свои вычисления, а Стендаль, узнав, что у него осталось всего четыре дня, забыл о своем журналистском долге. Ну что бы заранее предупредить общественность. Он свое сделал, невесту для Стендаля вытребовал, а побочные эффекты… на то они и побочные эффекты, чтобы о них забыть. Великим людям свойственна рассеянность.
Совершенно неожиданно, утром в пятницу, миллионы вернувшихся на родину граждан пробудились ото сна и от наваждения.
Они посмотрели вокруг и на окружающих.
Они сказали себе и окружающим:
– А какого черта я здесь делаю, если мой бизнес в Детройте без меня погиб, а на мое место в вертепе Лас-Вегаса уже взяли Ханку из Катовиц!
И все эти люди, за малым исключением, ринулись к автобусной станции. Но тут же выяснилось, что все они в знак примирения с Россией порвали в клочья свои американские паспорта и внесли свои наличные доллары в Фонд защиты матерей-одиночек.
Несчастные эмигранты стояли толпами на автобусной остановке, и многие рыдали. А коренные жители Гусляра, которые туда-сюда через океан не шастают, стояли вокруг и сочувствовали.
– Допрыгались, – с добрыми улыбками говорили они.
– Ни себе, ни людям…
– Привет звездно-полосатому флагу!
И прочие фразы.
В этот момент мимо проходил Ходжа Эскалибур. А может, он проходил не случайно.
Он остановился на краю толпы, от которой исходило напряженное гудение взрослых голосов и писк детских, и стал смотреть на людей любовно, как и положено основателю секты.
– Домой хотите, болезные? –
– Разве не видишь? – послышался в ответ общий крик.
– Значит, так, – сказал прорицатель. – Желающие улететь бесплатно в Соединенные Штаты сдают мне по обручальному колечку либо по бранзулетке соответствующей стоимости.
И оказалось, что у каждого нашлось что-то ценное.
Помощницы Ходжи Эскалибура стояли за ним и собирали подношения в корзины.
И надо сказать, что во всех других российских городах, где скопились эмигранты, голограммы Ходжи Эскалибура повторяли его слова и жесты.
Ровно в двенадцать часов Ходжа Эскалибур взмахнул руками, и все россияне, живущие в Америке, превратились в больших морских птиц типа альбатрос.
Ходжа махнул им, и птицы косяками, стаями, а то и полчищами поднялись в небо и взяли курс на Запад.
А в это время Гаврилов с товарищами возвращались с неудачной утренней охоты.
Шум сотен тысяч крыльев как ураган несся над ними.
– Гуси! – закричал Гаврилов и принялся палить по птицам.
К счастью, Ходжа издали увидел, как он поднимает ружье, и навел на него временную слепоту.
Американцы улетели. Без потерь.
Минц этого почти не заметил, потому что был углублен в новую проблему.
«Почти» не означает – «совсем».
Все же Минц спросил у Корнелия:
– Куда все американцы делись?
– Их Ходжа в птиц превратил, – сказал Удалов.
– Ну вот! – рассердился Минц. – Это же совершенно антинаучно. А потому импоссибль. Гнать таких жуликов!
Ходжа Эскалибур все слышал и загадочно улыбался.
Пока неизвестно, волшебник он или инопланетянин. А может, и то и другое. Но людей любит и человечеству помогает.
ХРОНОСПАЙ
Максим Максимович, внук Корнелия Удалова, школьник десяти лет от роду, был недоволен содержанием учебника истории. Об этом он сообщил профессору Минцу.
– Дедушка Лева, – сказал он, – у меня масса сомнений. А у Валентины Семеновны – ни одного.
– Объясни, друг мой, – попросил профессор Минц, гениальный ученый, давно уже проживающий в достойном уединении городка Великий Гусляр.
– Я ее спрашиваю, а правда Иван Сусанин завел в лес целый польский полк интервентов? Она говорит – нет сомнений. А я думаю, чего ж это поляки по собственным следам обратно не вернулись? Тайна? Историческая загадка?
– А в самом деле… – произнес Лев Христофорович. – Что им помешало?
– Ничего!
– Может, вечер наступил? – сказал Минц. – В темноте они и погибли.
– Хорошо, – сказал юный скептик, – но сомнения остаются?
– Остаются.
– Другой пример, – сообщил Максимка. – Татаро-монгольские захватчики завоевали Русь. А Новгород не завоевали. Тоже в лесу заблудились?
– Ну, тому много причин, – сказал неуверенно Лев Христофорович.
– Вечер наступил? – Глаз у школьника был хитрый и даже насмешливый. И ясно – детям порой надоедает, что взрослые имеют право их учить, хотя сами учились паршиво. Каждый взрослый дурак выпячивает пузо и начинает вещать, как телевизор.