Жертва вторжения (сборник)
Шрифт:
– Нет, – сказал Минц, гладя коленку своей любимой Лики. – Мое новое изобретение некоммерческое. Оно должно помочь школьникам одолеть историю.
– Поведай, не стесняйся! – взмолилась Лика. – А вдруг я чего смогу из него высосать?
– На этом экранчике, – сказал Минц, – ты можешь увидеть то, что наблюдает в данный момент мой хроноспай.
– Это еще что за чувак?
– Хроно означает на древнегреческом – время. Хронос. А спай – по-английски – шпион. То есть все вместе – временной
– Ага. И на разных языках, чтобы никто не догадался. И кончай меня щипать, старый греховодник!
– Я не щипал, я гладил, – поправил женщину Минц.
– И что же ты смотришь ради несчастных школьников?
– Я могу проверить любой момент прошлого, – пояснил Минц. – Стоит только настроить хроноспай на нужный объект, и мы все увидим. А знаешь, Лика, порой это даже важнее, чем заглядывать в будущее.
– Ну не скажи. В прошлом я уже все купила и всем отдалась. А в будущем меня ждет принц в волшебном замке. Две большие разницы.
– А я полагаю, – сказал Минц, – что некоторым людям хочется узнать прошлое, а другие заинтересованы в том, чтобы его утаить.
– Это какие же люди?
– Во-первых, историки, – сказал Минц.
И тут его посетила великолепная мысль.
– А во-вторых, следователи и сыщики! И не надо будет теперь разгадывать преступления. Достаточно взглянуть на преступление с птичьего полета – и дело сделано. Можешь передавать убийцу в суд.
– Что-то ты глупое несешь, – произнесла Лика. – Кто тебе поверит?
– А верить и не надо. Пленка с этого экрана будет признана судебной уликой. В конце концов, всегда можно повторить подсматривание прямо в зале суда.
– Ловко, – сказала Лика. – Может, это поважнее, чем детские уроки истории.
– А представь себе, – все более распалялся Лев Христофорович, – что теперь будут упрощены поиски кладов! Допустим, зарыл Степан Разин сокровища персидской княжны под своим одноименным утесом. Мы с тобой заглядываем в тот момент прошлого и видим – ага, вот они, под тем лежачим камнем! И сокровища наши.
– Славно, – согласилась с Минцем Лика. – Но не очень интересно.
Хоть Лика и была на редкость корыстной женщиной, но в ней жила и другая натура – а именно романтическая.
– Что же неинтересного? – удивился Минц. – Что может быть интереснее подвигов капитана Кидда или сокровищ Александра Македонского?
– Жизнь, – ответила Лика. – Любовь.
Она шумно вздохнула. Поднявшийся вихрь смел со стола бумаги профессора.
– Конкретнее, – потребовал Минц.
– Можно и конкретнее. Хочу проверить, была ли на самом деле та персидская княжна и правда ли, что дружки-гомосексуалисты из ближайшего окружения народного героя заставили его выбросить девушку за борт.
Минц почесал
– Главная проблема, с которой мы сталкиваемся, – сообщил он, – это определение места и времени события. Для этого мною создана поисковая система. Был бы известен год и страна – остальное микроспутник сам вычислит. Год нам известен – о нем поведал парусный мастер голландец Ян Стрейсс, попавший в Астрахань именно в те дни и слышавший эту легенду из уст самого Степана Разина… Так что набираем…
– Вы осторожнее, Лев Христофорович! – Лика почему-то оробела перед лицом всевластия науки.
– Чего вы боитесь?
– А звук будет? – ушла от ответа Лика.
– Спутник считывает текст по губам, так что он не может передать интонацию или тембр голоса, но смысл – пожалуйста.
Вдруг небольшой дисплей загорелся зеленым сиянием, и по нему побежали полосы.
– Есть тонкая настройка! – воскликнул Минц.
Весь экран заняла ладья, обычная ладья, на каковых любил ходить в походы Степан Разин, казак и народный повстанец.
В центре сидел, подпершись могучей рукой и склонив голову, с печалью во взоре народный вождь.
У его ног, глядя преданно и любовно, примостилась несказанной красоты восточная девушка в синих шальварах и белом бюстгальтере. Ее вороные волосы волнами ниспадали из-под круглой, расшитой жемчугом шляпки.
За спиной атамана и по бокам от влюбленной пары сидели казаки дикого вида. Некоторые гребли, другие чистили оружие или бездельничали. Со стороны последних и слышался ропот. Камера как бы прошлась по их лицам, отмеченным печатями различных пороков.
– Ой, – прошептала Лика. – Какая романтика.
Тем временем включился звук, и ровный бесстрастный голос машины стал озвучивать высказывания спутников Разина, тогда как Лев Христофорович и Лика имели возможность наблюдать за говорившими.
– Ох и не прав ты, атаман!
– Нас на бабу променял.
– Вчера детский приют пожалел, не ограбил, куда это годится?
– Нас на бабу променял! Забыл обо всем!
– Вот именно, забыл о ночах любви со старыми товарищами!
– Сам наутро бабой стал.
Тут не выдержал и Степан Разин.
– Последнее высказывание меня возмущает, – сказал он. – Этого со мной не будет никогда!
– И слава богу, – поддержала возлюбленного персидская княжна. – У нас со Степаном Тимофеевичем любовь!
– Этого еще не хватало!
– А кто будет холопов из неволи освобождать?
– А кто возглавит сопротивление царским сатрапам?
– И не исключено, что эта княжна – агент иноземного влияния.
Степан Разин еще более закручинился.
– Что же мне делать, братья? Возлюбленные мои?