Жертва
Шрифт:
Направляя на грузин копье, пищали или лук, сарбазы получали удар сзади.
Завязался ожесточенный бой.
Народное ополчение прижало сарбазов к первой линии крепостных стен, засыпая их стрелами, камнями, ударами топоров, шашек, кос и кинжалов.
Шах Аббас, остановленный битвой, беспокойно оглядывался на свой гарем.
Караджугай с главными силами следовал по правому берегу Куры. А Эреб-хан сражался с войском католикоса, прикрывавшим отступление Луарсаба.
На лице Квливидзе сияла радость. Он, засучив рукава чохи, вертелся, точно ужаленный,
– Люблю веселую битву! – воскликнул ничбисец с огненной бородой, спуская тетиву.
Стрела со свистом пронеслась над головой шаха Аббаса. Шах не пошевельнулся.
Саакадзе еще издали услышал шум боя и, пришпорив Джамбаза, помчался по долине.
– Э-эх! Саакадзе пришел! Победа, дорогой! – насмешливо встретило Георгия народное ополчение.
С поднятыми шашками картлийцы бросились на Саакадзе. Георгий, привстав на стременах, высоко поднял меч. От него шарахнулись. Но азнауры, подбадриваемые Квливидзе, наседали на Георгия.
«Барсы» с обнаженными шашками вломились в середину.
– Георгий! – шепнул Дато. – Что делать?
– Что делаете всегда в бою!
И Саакадзе ударил в грудь налетевшего азнаура. Возмущенные азнауры осыпали «барсов» отборной бранью, ополченцы – насмешками.
– Эй, «барсы», почем продали шкуру персам?
– Смотрите, люди, как «барсы» окрепли на люля-кебабе!
– О-о, ностевцы, где потеряли грузинские шашки?!
Азнауры бросились на «барсов». Скрещиваясь, заскрежетали клинки. Кружились кони, залитые кровью.
Азнаур в белой чохе, вертя клинок, подскакал к Дато.
Глаза Даутбека потемнели. Он тяжело дышал. Еще миг – и смертельный клинок опустится на голову Дато.
Даутбек вскинул саблю, рука его дрогнула, он отвернулся и наотмашь ударил по белой чохе. Бледный, он смотрел на несущегося без всадника коня.
«Барсы» отчаянно отбивались.
Сарбазы, защищая своих минбашей, рубили ополченцев. Из-под копыт летела снежная пыль. Расползались красные пятна.
Азнауры, не обращая внимания на сарбазов, старались окружить «барсов».
– Ростом, рубись! На нас благосклонно смотрит шах-ин-шах! – крикнул Саакадзе.
Рослый азнаур, круто повернувшись на коне, ударил шашкой. Пануш схватился за плечо и припал к гриве. Элизбар подхватил Пануша и поскакал с ним в сторону шаха.
Боль и ярость охватили Димитрия. Этого силача азнаура он помнил по Сурамской битве. И Димитрий рассек плечо азнаура.
Квливидзе, выровняв коня, подскакал к Георгию, наискось замахнувшись обагренной кровью шашкой.
Саакадзе вздыбил Джамбаза и боковым ударом меча выбил из рук Квливидзе клинок. Перегнувшись, он сдавленно сказал:
– С кем деретесь? Всех перерубим! Спасайтесь в Уплисцихе!
Квливидзе свесился с седла и подхватил свою шашку, Дато наскочил на Квливидзе, клинком плашмя ударил по кольчуге и почти на ухо шепнул:
– Спасай народ, Караджугай подходит! Квливидзе, точно
– В Уплисцихе! Все за мной!
– В Уплисцихе! В Уплисцихе! – прокатилось по рядам грузин.
Шах Аббас, наблюдая битву, любовался «барсами» и Георгием Саакадзе. Он не видел, как Матарс рубанул уже убитого сарбаза, и с удовольствием заметил, как Матарс вытирал окровавленное лезвие о круп коня.
Элизбар скакал, придерживая Пануша. Охраняя их, сзади мчался Арчил, сверкая каской и панцирем.
Вдруг Арчил круто осадил коня. Он увидел, как притаившийся за камнем огнебородый целится в шаха.
Арчил резко повернул коня и загородил собой повелителя Ирана. Стрела врезалась в его поднятый щит.
Исполняя приказание Саакадзе, шах-севани расчищали путь к воротам Гори для въезда шаха.
«Барсы» и конные сарбазы бросились в погоню за азнаурами, отступающими к Уплисцихе.
Азнауры и ополченцы, отстреливаясь из луков, обогнули лощину. И когда первые сарбазы подскакали к трем холмам, они не увидели ни одного грузина. Только ветер взлохматил легкий снег и высоко взметнулся встревоженный коршун.
В эту неспокойную ночь в монастыре Горис-Джвари – «Крест Гори», высящемся на вершине утеса, в сводчатой келье при мерцании светильника седой монах записал:
«…присутствие шаха Аббаса только разожгло храбрость картлийцев, истребивших в час времени до двух тысяч персов…»
Эрасти предсказал Арчилу большую награду.
Наутро, торжественно принимая на площади ключи от Горисцихе, шах Аббас вспомнил высокого грузина.
Призванный Арчил раболепно распростерся у ног повелителя Ирана.
Шах спокойно произнес:
– Подымись! Раб, как ты дерзнул стать впереди меня во вчерашней битве?
– Для спасения твоей жизни, великий шах, – ответил Арчил, упав на колени.
– Так ты считаешь себя храбрее «льва Ирана»?! – Шах погладил золотой эфес ятагана. – Отсечь дерзкому голову.
Подбежали сарбазы шах-севани, сверкнуло лезвие, и голова Арчила покатилась по замершей площади.
«Барсы» быстро взглянули на Саакадзе. Арчил – верный телохранитель Георгия, выросший у него в доме. Лицо Саакадзе осталось неподвижным. Только Папуна заметил легкую бледность и чуть дрогнувшую морщинку у глаз. «А может, просто устал? Много ночей не спит, не легко ему», – подумал Папуна, уходя подальше от тяжелого зрелища.
Эрасти с ужасом смотрел на обезглавленного Арчила, не в силах отвести взгляда от застежки на окровавленной шее. Он вспомнил, как Саакадзе когда-то в Ананури спас этого Арчила от продажи туркам. Видно, суждено было ему погибнуть от руки мусульман.
– Видно, нам всем суждено погибнуть от руки проклятых мусульман, – сдавленно проговорил Дато, отойдя подальше с Ростомом.
– Но Георгию, как видно, никого не жаль, все готов отдать разбойнику.
– Ростом, если сомневаешься в Георгии, лучше сейчас от него уходи… Нарочно с нами холоден, не хочет мешать нашим решениям.