Жертвенные львы
Шрифт:
Цикл захлебнулся злостью.
Обожженные пальцы вцепились в бедра, оставляя на коже синяки, но для старшего родственника он выглядел по-прежнему невозмутимым и сдержанным. «Как смеет этот престарелый болван указывать ему, великому Витторио Гамбе, что делать с его детищами?! О каких следах говорит старик, когда сгоревший реактор атомохода вычистил все дотла?!»
– За моими исследованиями, дядюшка, – осторожно произнес Витторио, надеясь, что голос не выдает бушевавших в нем эмоций, – кроется настоящее будущее. Грандиозное будущее.
Широкая
– Инвестиции несопоставимы с доходами, Витторио, – грозно прервал он племянника, наклоняясь вперед. – Нам до сих пор проще нанять сорок новых инженеров, чем спасать дюжину, вливая миллионы евродинов в твои фантастические разработки!
– Лишая меня бонусов и приказывая свернуть проекты, ты связываешь меня по рукам… – Огорчение, сквозившее в словах Цикла, было настоящим. – Как же так?!
– Смирись, мальчик! – Глава «Gruppo Aggiornamento» снова откинулся на спинку кресла, взял в пальцы сигару. Толстую сигару в толстые пальцы: их словно стало шесть, один из которых дымился. – Ассоциация никогда не занималась подобной ерундой.
– Ассоциации не существует уже четыре года, – излишне жестко отрезал Витторио, вздрогнув от собственной дерзости.
Внимательно взглянул на дядю, отыскивая на морщинистом одутловатом лице хоть тень приближающегося гнева. Но его собственная злость, убивающая разум, уже не могла остановиться:
– Конгломерат мировых корпораций, финансировавших ее деятельность, распался сразу после Катаклизма. Дядюшка, этот мир уже не испытывает нужды в Ассоциации…
– Ассоциация – это я, наглец! – недовольно громыхнул Раймундо, но тут же взял себя в руки, понизив голос: – Я и любой другой глава корпорации, когда-то входившей в наш круг. Когда придет время и мир оправится, мы снова объединимся…
– Этот мир никогда не будет прежним, дядюшка, – прошептал Витторио, но предательские динамики воспроизвели его слова с повышенной громкостью. – Торговля рабами и оригинальными органами уже не приносит сверхдоходов… Нашей корпорации нужно искать новые точки приложения сил.
– Это решаю я! – Рука с сигарой описала полукруг, дымом отгораживая дядю от племянника. Из-за завесы сверкали глаза верхолаза. – Не забывай, кто выучил тебя всему. Вопреки воле брата, я всегда ценил тебя за гибкость ума. Но умоляю – не давай вольнодумству лишней свободы!
Он погрозил молодому человеку угольком.
– Работай, как я учил тебя много лет, и перестанем ссориться. Когда меня не станет, сможешь сам решать, в каком направлении развивать «Gruppo Aggiornamento». Но я вижу, насколько ты еще юн и горяч, и рад, что этот день наступит нескоро…
Он замолчал, сердито пыхтя сигарой. Консервативный тяжеловесный кретин, неспособный видеть дальше своего носа. Он рад, что бразды правления не в руках Витторио? Эту ситуацию можно исправить. Прямо сейчас…
Цикл был уверен, что этот миг настанет, хоть и позже.
Но
В правую перчатку Гамбы, в самый кончик указательного пальца, был вшит крохотный инъектор, управляемый «балалайкой». Игла его содержала в себе микроскопическую дозу мощного яда, недавно разработанного под руководством верного Января – одного из самых талантливых биохимиков проекта «Братья-месяцы».
Витторио был свято убежден, что дядя Раймундо не имеет защиты от нового оружия. От этого вещества не спасут ни известные противоядия, ни самые дорогостоящие врачи, ни целая армия медицинских нанороботов, которыми кишела кровь старика. Он даже не почувствует ничтожного укола, а уже через два дня мирно отойдет к праотцам от настоящего сердечного приступа.
Испытывая необычное возбуждение, охватившее его с ног до головы, Цикл медленно поднялся из-за стола. Боевой азарт рвался наружу, грозясь выдать замысел, и Гамба опустил голову, будто бы подавленный безрадостными новостями.
Глава «Gruppo Aggiornamento» смотрел на него внимательно, опытным взглядом выискивая на видимой части лица даже самые эфемерные эмоции.
Выйдя из-за стола, Витторио задвинул легкий стул.
– Прости меня за дерзость, дядюшка. – Он сделал в сторону родственника короткий нерешительный шаг. – Я всегда любил и искренне уважал тебя, ты хорошо знаешь это. Как знал и мой отец, завидовавший нашей близости…
Гамба сделал еще несколько шажков, протягивая к массивному старику затянутые в красную кожу руки.
– Именно ты открыл мне глаза, указал верную дорогу. Спорить с тобой глупо и совсем не делает мне чести. Прошу прощения…
Шажок, еще один, он смотрел на обреченного родича виновато и подавленно.
– Я сделаю все, как ты велишь, дядюшка Раймундо.
Теперь остается только одно рукопожатие. Стиснуть толстые пальцы, или прижать его мясистую ладонь к мертвенному холоду маски, или хотя бы обнять старика. До кресла главы корпорации оставалось всего три стула.
В этот момент Раймундо отложил сигару, а его правая рука снова исчезла в ящике стола.
– Стой, где стоишь, мой мальчик, – негромко приказал он, и у Цикла внутри все оледенело. – Я принимаю твою благодарность и извинения. Но больше не делай ни шага! У меня тяжелая форма новой разновидности гриппа, знаешь ли.
Брови Витторио поползли вверх, и он даже не попытался скрыть переполняющие его чувства. Никогда до этого дядя не был так подозрителен и холоден к племяннику, которого любил, как родного сына. Неужели Цикл неосторожно выдал себя? Или жизненный опыт толстяка позволял ему видеть людей насквозь даже сквозь нанопокрытие фарфоровых личин?