Жертвоприношение любви
Шрифт:
Я смотрю на нее с удивлением. Возможно, я не был бы более поражен или потрясен, если бы у нее вдруг выросли рога. Никто не мог себе даже представить, что именно она скрытая рука за кулисами сцены. Невидимая сила в Великой схеме вещей. Я не в состоянии описать то, что я чувствую. Даже сама мысль, что моя родная мать — одна из немногих самых влиятельных людей в мире, о которой могут знать только высшие посвященные, сидит на вершине пирамиды мирового господства и направляет программу действий и повестки дня во все тайные общества в мире, является слишком фантастической,
— Зачем ты здесь? — ошеломленно спрашиваю я.
— Твой автомобиль должен попасть в ДТП.
— Я отменил удар по Виктории, — говорю я тупо.
— Но мы нет, — она бросает взгляд на свои часы. — Должно быть это происходит сейчас.
— Почему?
— Потому что ее план был убить моего сына, потом моего внука, и, наконец, умертвить жену моего сына.
Я с замиранием сердца смотрю в ее надменные, магические глаза. Что-то проносится у меня голове, что-то неопределимое. Черт побери, похоже, что просто нет выхода. Независимо от того, какой путь я выберу и как далеко я убегу, я всегда в конечном итоге буду оказываться перед одной и той же дверью. Я отворачиваюсь и закрываю ладонями глаза. Ох, Виктория, Виктория! Кажется, у тебя появляется реальный шанс отомстить мне, в конце концов.
— Хочешь чаю со льдом? — любезно предлагает мне мать.
— Нет, — говорю я медленно. Я убираю ладони и смотрю ей прямо в лицо.
— И что ты хочешь взамен?
— Преемника. Такие же скрытые силы, чтобы удержать власть после меня.
— Меня?
Она медленно отрицательно качает головой.
— Не тебя.
Что-то внутри меня съеживается и тихо умирает, но мой голос остается спокойным и далеким.
— Почему не одного из сыновей Маркуса?
Она опять отрицательно качает головой.
— Жребий был брошен. Твои.
— Нет, — твердо заявляю я. — Ты не можешь забрать Сораба.
— Не тебе решать. Дети приходят через нас, но они не принадлежат нам. Решение присоединиться к нам должно быть его собственное, он должен будет выбрать.
— Он не присоединиться к вам. Я буду учить его совершенно другим вещам, нежели учили меня. Я буду воспитывать его, чтобы он смог отличить плохое от хорошего.
Она кивает, как будто уступая.
— Всеми средствами. Ты можешь воспитывать его, как тебе угодно, но, если он решит, когда у него появится такая возможность присоединиться к нам, ты не должен стоять у него на пути. Это все, о чем я прошу.
— С чего бы ему захотеть вступить в братство смерти и уничтожения, если у него появится выбор?
— У тебя есть своя роль. У меня — своя. У него тоже есть своя.
— А если я соглашусь, ты оставишь мою семью в покое.
— Пока Сорабу не исполнится восемнадцать, до этого времени мы не будем связываться с ним.
— И как вы собираетесь это осуществить? Заманить в ловушку, подстроить ему совершить какое-то преступление или грандиозный скандал, а потом шантажировать его этим?
— Нет. В этом нет необходимости.
Я хмурюсь.
— Предложите ему деньги, власть и престиж?
Кажется,
— Сораб — катализатор, ускоритель процесса, и предлагать ему такие вещи, было бы пустой тратой времени.
— Так что же? — разочарованно спрашиваю я.
— Боюсь, я не смогу сказать тебе больше.
— Спасибо, Мама.
Она нежно улыбается.
— Это все красивые и сложные игры. Будь смелее в пути, который ты выбрал. Ничего не бойся. Внутри тебя имеется все, что ты пожелаешь и даже намного больше, но ты пока даже не в состоянии представить. Можешь поблагодарить нашего бесконечного создателя и направиться в свой путь.
Я с трудом узнаю ее. Всегда я знал только ее злонамеренное остроумие и порочные сплетни, и еще как испорченную жену поразительно богатого человека, несравненную королеву Королевства снобизма. Для меня такие изменения кажутся слишком огромными, чтобы переварить их сразу.
— Почему ты выбрала этот путь?
Она смотрит на меня, как будто я снова стал ребенком, но я почти не помню ее уже такой. Возможно, одно маленькое воспоминание, когда мне было пять лет, связанное с жестокостью моего воспитания.
— Я родилась в этом. И мы обязаны это сделать, потому что это наше божественное предназначение, и мы играем определенную роль, данную нам нашим Творцом. Мы помогаем взращивать урожай, отделяя зерна от плевел, не знаю, как это сказать по-другому. Если бы не было главного действующего лица в этом мире, то не было бы и возможности человеческой душе выбирать между добром и злом. С помощью негатива мы увековечили это инструмент. Все является инструментом, то что мы сейчас с тобой разговариваем тоже своего рода инструмент, проявляемый таким образом.
— Войны, бессмысленное загрязнение воды, воздуха и земли, где же ты видишь выбор? — спрашиваю я.
— Мы руководим скрыто. Наша задача — предоставить катализатор, а твоя — использовать его. Насилие, войны, ненависть, контроль над пищей, порабощение, геноцид, пытки, моральная деградация, проституция, наркотики — все эти вещи и многие другие служат нашей цели. Что ты делаешь по отношению к нашим настоятельным призывам и убеждениям? Уступишь ли ты, поддашься темноте, или же ты будешь стоять на своем и освещать себя своим внутренним светом? Если я вложу тебе в руку пистолет, я дам тебе инструмент, и этот опыт может стать для тебя положительным или отрицательным. Результат зависит только от тебя.
Я закрываю лицо руками, на сердце повисла тяжесть.
— Помни всегда, это всего лишь игра. Никто реально не пострадает и не умрет. За сценой мы все — лучшие друзья.
Я поднимаю на нее сердито глаза.
— Приукрашивай все сколько хочешь, но я не хочу, чтобы Сораб играл роль катализатора. Я хочу, чтобы у него была нормальная жизнь.
— Ты можешь взглянуть на это с другой стороны? Никто не запрещает тебе выражать свою любовь и быть счастливым в мире страха и темноты, и если ты сможешь это сделать, то станешь лучом света в этой темноте.