Жертвоприношения

Леметр Пьер

— Январский четверной налет, в котором участвовал Равик, был делом рук банды под предводительством Венсана Афнера.

Камиль указывает пальцем на комнату, ярко освещенную прожекторами экспертов из отдела идентификации личности, комиссар кивает: мол, знаем-знаем, но продолжайте.

— Банда вернулась к своей деятельности и вчера совершила налет на ювелирный магазин в пассаже Монье. Все прошло хорошо, но возникла одна проблема — там присутствовала покупательница Анна Форестье. Мне неизвестно, что она видела, кроме лиц налетчиков, но там что-то случилось. Мы продолжаем ее допрашивать,

тем более что состояние раненой это теперь позволяет, но пока ситуация не ясна. Тем не менее что-то там произошло, так как Афнер продолжает ее разыскивать с намерением убить. И даже в больнице… — Камиль поднимает руки, — да, знаю! У нас нет никаких доказательств, что он туда наведывался!

— Судебный следователь просил реконструкцию налета?

После посещения пассажа Монье Камиль ни о чем не информировал Перейру. Он хочет сразу рассказать ему обо всем, но нужно собраться с силами.

— Пока нет, — заявляет Камиль уверенно. — Но, учитывая, какой оборот принимает история, как только свидетель будет в силах это сделать…

— А тут что? Приходили за долей Равика, чтобы облегчить ему жизнь?

— Приходили заставить его говорить, это точно. Насчет доли, возможно, конечно…

— Это дело ставит множество вопросов, майор Верховен, или по крайней мере один, вопрос вашего личного к нему отношения.

Камиль пытается улыбнуться, он уже, вероятно, все испробовал.

— Возможно, я несколько переусердствовал…

— «Переусердствовал»? Да вы нарушаете все правила, вы говорили, что организуете небольшую операцию, а на самом деле перевернули вверх дном весь Тринадцатый, Восемнадцатый, Девятнадцатый и половину Пятнадцатого округа, ничего ни у кого при этом не спрашивая. — Комиссару Мишар не чужда театральность. — Вы очевидным образом преступаете разрешение судебного следователя. — Это неминуемо должно было быть произнесено, но, как всегда, рановато. — И разрешение вышестоящих инстанций. Я так и не получила первые ваши рапорты, вы действуете как свободный электрон. Что вы себе позволяете, майор Верховен?

— Я делаю свою работу.

— Какую работу?

— «Защищать и служить». За-щи-щать!

Камиль отступает на несколько шагов, сейчас он бы вцепился ей в горло, да нельзя.

— Вы недооценили это дело, — произносит он. — Изувеченная женщина не главное. Налетчики — рецидивисты, на них уже висит одно убийство во время четверного разбойного нападения. Глава шайки Венсан Афнер настоящий профессионал, да и сербы, работающие с ним, не прохлаждаться сюда приехали. Я не знаю еще, почему Афнер хочет убить эту женщину, и хотя вы не желаете меня слушать, но я уверен, что он приходил в больницу с винтовкой. Если нашего свидетеля убьют, нам придется объясняться. И в первую очередь — вам!

— Согласна, эта женщина — свидетель неизмеримой стратегической важности, и, чтобы предупредить опасность, которую вы не можете нам доказать, вы обыскиваете в Париже всех, кто родился от Белграда до Сараева.

— Сараево — это в Боснии, а не в Сербии.

— Не поняла?

Камиль прикрывает глаза.

— Согласен, — произносит он. — Я работал не по правилам, мой доклад, я вам…

— Не мне, майор.

Верховен хмурится,

тревожные огоньки у него внутри мигают как бешеные. Он понимает, что может сделать дивизионный комиссар, если захочет. Она кивает в сторону комнаты, где лежит тело Равика:

— Вы своим шумом заставили Душана вылезти из норы, майор. На самом деле вы облегчили задачу его убийце.

— За это ничего не говорит.

— Не говорит. Но вопрос закономерен. А как минимум, силовая операция по зачистке исключительно иностранного контингента населения, организованная в обход начальства и не принимающая во внимание разрешение судебного следователя, все это имеет свое название, майор.

Честно говоря, Камиль не подумал о таком повороте дела, он бледнеет.

— Это называется карательной операцией, — говорит он и закрывает глаза.

Это называется катастрофой.

«Что делает Камиль?» Анна не притронулась к еде на подносе, санитарка, уроженка Мартиники, унесла еду нетронутой: нужно есть, нельзя распускаться, очень грустно смотреть на такие вещи… Анна тут же взрывается, она испытывает агрессию по отношению ко всем. Например, к медсестре.

— Все будет хорошо, вот увидите…

— Я уже вижу, — отрезала Анна.

Медсестра говорила искренне, она действительно хотела помочь, нехорошо так отвечать на благие порывы, на желание сделать добро. Но поскольку, как то и полагается, она заговорила о терпении, Анна снова не выдержала:

— А вас когда-нибудь били до полусмерти? Вас пробовали убить ударами приклада, вас били ногами? В вас часто стреляли — как в дичь на охоте? Расскажите, мне это поможет, я чувствую…

Когда Флоранс вышла, Анна в слезах окликнула ее со словами извинения и раскаяния. Медсестра только махнула рукой, ничего страшного.

Иногда кажется, что этим женщинам можно говорить все, что угодно.

— Вы захотели взять дело себе под предлогом наличия у вас некоего осведомителя, которого вы не можете нам предоставить. Кстати, как вы узнали о налете, майор?

— Герен.

Фамилия вылетела сама собой. Первый попавшийся приятель, чье имя подсказала память. Камиль ничего не мог придумать и положился на Провидение, но Провидение как гомеопатия — в нее нужно верить… Герену стоило бы позвонить, но он будет помогать Камилю, если это ничем ему не грозит. Дивизионный комиссар Мишар задумалась.

— А как Герен-то об этом узнал? — И тут же осеклась. — Я хочу сказать, почему он сообщил об этом вам?

Открывающаяся перспектива заставляет Верховена идти ва-банк, впрочем, он с самого начала только этим и занимается.

— Так получилось…

Ему категорически ничего не приходит в голову. А для Мишар дело, очевидно, начинает представлять все больший интерес. Дело у него отнимут. А может быть, и хуже. Это грозит прокуратурой, расследованием со стороны Генеральной служебной инспекции… Перспектива очень ясная.

Камиль перестает видеть Мишар. За считаные доли секунды перед его взором возникают отрубленные пальцы, пять Анниных пальцев, Камиль их прекрасно знает. Убийца вышел на тропу войны.

Дивизионный комиссар Мишар выносит свой зад на лестничную площадку и оставляет Камиля с его мыслями.