Жертвуя королевой

Лули Тан Цу

Я отдернула руку. Не могу. Правда, не могу. Как только он начинает говорить что-то такое, мне хочется орать: «Тогда какого хрена ты меня бросил?» — Но я не ору. Я отвернулась к окну.

— Я уже говорил, я заслужу твое доверие вновь, — сказал Макс и тоже отвернулся к окну.

Такой вот он, мой — не мой холодный Макс. Кремень.

Самое ужасное, что на глаза навернулись слезы. Ведь он мой, самый близкий. Я могу сесть поближе, нога к ноге, подлезть к нему подмышку, прижаться головой к груди, он запустит руку в

мои волосы, понюхает их, он так любил всегда делать, а я спрошу: «Макс, ну ты чего сделал, скажи, интересно же», — а он усмехнется и по-доброму так, по порядку все разложит.

Но я помнила: «Пошла вон», — мой Макс так не может сказать.

Черт, черт, все щеки мокрые. Макс молча не глядя протянул платок.

Машина остановилась у помпезного, но странного здания. Множество колонн, будто под античность и при этом какая-то неподходящая к этому ансамблю крыша.

— Kongresszentrum, — объявил водитель хоть и по-немецки, но я поняла, что имеется в виду конгресс-центр.

— Мне нужно минут пятнадцать, и я вернусь, подождешь в машине? — спросил меня Макс.

Я молчала. Макс взял меня за подбородок.

— Не волнуйся, все будет хорошо. Я обещаю.

— О, ты обещаешь? Не волнуйся, я справлюсь с тем, чтобы тебя подождать, — усмехнулась я. — Но не обещаю, что именно в машине, — ответила я и спросила. — Зачем мы здесь? На гостиницу не похоже. Как-то слишком тут официально, как будто мэрия.

— В точку, мэрия здесь тоже есть, но мне не туда. Я объясню, подожди, все расскажу.

Макс вышел из машины. Я вышла следом. Навстречу Максу шел молодой человек в строгом костюме, белой рубашке и галстуке. На шнурке у него болтался бейдж.

Я не разобрала, что там написано. Он официально и почтительно поздоровался с Максом. На русском, но с тяжелым немецким акцентом. Пригласил следовать за ним, и вскоре они скрылись из виду.

Если бы меня спросили, какую фразу вы подарите Максу, я бы не раздумывая ответила — невозмутимость неба. Ты смотришь, как мы бултыхаемся под твоим синим взглядом и… И ничего. Я что больная, если меня так влечет эта невозмутимость неба. До мягкости в коленях, до желания раствориться. В этом была какая-то недосягаемая сила, высота.

Он предал тебя, очнись. Я смотрела на его выпрямленную уверенную спину и хотела кинуть к его ногам свою гордость — на, топчи, только не уходи. Ненавижу, когда ты ко мне спиной. Ненавижу тебя.

Снова было больно.

Я стояла у машины, неподалеку от меня стоял наш водитель, видимо тоже решивший не мариноваться в салоне.

Он спросил меня что-то на немецком. Я только пожала плечами, показывая, что ничего не понимаю.

Он достал из кармана смартфон, запустил приложение и повторил фразу.

— Вы тоже на шахматный турнир? — смартфон заговорил со мной по-русски механическим голосом, путая ударения.

— Какой турнир? — спросила я.

Водитель улыбнулся,

нажал в приложении кнопку и предложил повторить. Приложение перевело ему мой вопрос.

— На днях здесь пройдет крупный международный шахматный турнир, может, и вы принимаете участие? — услышала я перевод.

Я помотала головой.

Как я и предполагала, никакой рабочей командировки нет. Макс просто поехал по своим делам и сделал все так, чтобы я потащилась с ним.

Назар говорил: «Макс не тот, за кого себя выдает»

Макс говорил: «Назар не тот, за кого себя выдает»

Пошли вы оба в одно место. Я собираюсь узнать, за кого вы оба себя выдаете, шахматные засранцы, математические гении.

Но вот в чем дело, я поняла, что и я не та, за кого уже давно себя выдаю. Не бизнес-леди, не мадама с крутым портфолио рекламных проектов. Я знала, что дорисую на своей картине. Только вот вы, мальчики, не знаете, кто я.

Макс, как и сказал, объявился минут через пятнадцать. Мы снова сели в машину.

— Шахматы, значит? — спросила я.

— Догадалась уже, — констатировал Макс.

— Догадалась, ага. Только зачем здесь я? К чему фарс, мог бы сразу сказать?

Макс взглянул на меня, подняв бровь.

Действительно, не мог он сразу сказать, чего это я.

— Лора, я все понимаю. Твои чувства, твое поведение, твои реакции. Я старательно сдерживаюсь, чтобы дать тебе возможность выплеснуть накопившуюся обиду. Позволяю тебе нервничать, плеваться ядом, сарказмом.

— Позволяешь? Еле сдерживаешься? — я спросила стальным голосом.

— Да перестань! — броня Макса треснула, лицо его исказилось, он повысил голос. — Лора!

А потом взял мои руки и начал целовать их. Горячие губы зацеловывали ладони, пальцы, запястья. Все во мне взорвалось. Сразу. Безудержно.

— Ты мог бы просто сказать, я виноват, прости меня, — зашептала я. — Тебе же даже в голову это не пришло.

Макс притянул меня к себе, обхватил затылок и поцеловал в губы. Жадно, настойчиво. И я снова не смогла удержаться, я ответила. Потому что мое тело истосковалось по его рукам, губам, бедрам. Я два года была как каменная. А сейчас… Я говорила себе: это просто сексуальный голод. У меня так давно не было секса.

Он взял мое лицо в ладони, лбом уперся в мой лоб, нос к носу, глаза в глаза.

— Я не могу без тебя, моя Лора. Я дышать не могу без тебя.

Застонала ему в губы. И он подхватил поцелуем мой стон.

Машина остановилась.

Я тяжело дышала, Макс глянул в окно. Мы остановились у исторического двухэтажного здания из красного кирпича. Рядом раскинулся парк. Все здесь было словно какое-то ненастоящее, словно декорация из какого-нибудь старого романтического фильма. И время здесь будто замерло, остановилось где-то в прошлом веке, да так и не удосужилось поспешить и догнать реальность.