Жертвуя малым
Шрифт:
«Всех не упомнишь», — и продолжал невозмутимо читать, не обращая внимания на то, как меня душит любопытство.
«Зачем ты ходил в деревню к плебеям?» — спросила на следующий день я, проснувшись и обнаружив соседа за чтением уже нового фолианта.
«Повидаться», — был мне ответ.
Я торопилась к подругам в баню, и требовать разъяснений времени не было. В конце концов, он ведь многих там повидал.
«Почему донна послала тебя ко мне?» — в последний раз попыталась закинуть удочку я вечером юпитера.
Соль поднял от своих записок лицо, посмотрел с прищуром:
«Куда же еще, по-твоему?» — изображая искреннее недоумение, задался риторическим вопросом он. И, опустив голову,
В день сатурна, возвратившись со службы, где получила ворох чудовищных известий, я обнаружила Соля в той же позе, в какой оставила его утром, за столом, и решила добиться полной ясности. Я подошла к столу и вытащила у постояльца из-под носа все листки. Оставшись без дела, он поднял на меня недовольное лицо.
— Итак, — сказала я, встряхивая добычей и мельком проглядывая нечитаемые строчки, — нелегальный жилец, пора бы тебе рассказать начистоту, как долго и по какой причине ты намерен здесь оставаться.
Соль потянулся, вздохнул и положил кисточку на край тушечницы.
— Ты в своем праве, да? — кисло спросил он.
Я кивнула.
— Н-да, — цокнул языком он. — Ну, надо отдать тебе должное, продержалась ты долго. Что ж, садись, что ли, внимай. Только сначала разреши задать вопрос?
Я села на кровать, напротив соседа, и настороженно кивнула ему.
— Ты кому-нибудь, кроме донны, рассказывала о том, что увидела за пределами города?
«Он знает!», — поразилась я. И ответила:
— Нет.
Соль посмотрел на меня очень внимательно, склонив голову к плечу.
— А обо всем прочем, связанным с, — он показал на себя, — рассказывала?
Я отрицательно мотнула головой.
— А подруга твоя, как думаешь, могла разболтать?
На несколько секунд я сбилась с мысли. Подруга?! О ком он?
— Коронида, что ли? — сообразила я, прокрутив в голове скудный список наших с Солем общих знакомых.
— Разговорчивая такая, смышленая девушка, — кивнул парень.
Меня покоробила его оценка, но я смолчала. Может быть, он сознательно действует мне на нервы? Ведь он же все знает!
— Как ты заметил и сам, Коронида очень разговорчивая, — сказала я. Соль снова кивнул. — Теперь моя очередь. Почему ты поселился у меня?
— Здесь безопасно, — он был сама невозмутимость. Мне захотелось взять его за грудки и хорошенько встряхнуть.
— Ты скрываешься, да? Почему ты скрываешься?
— На то есть причины.
— Какие?! Ты совершил кражу вместе с плебеями, освободил от посмертного наказания двух преступников, упокоил вампиров!.. Какие всему этому могут быть причины?!
— Тш-ш, — Соль коротко взмахнул рукой, и я умолкла, буравя его гневным взглядом. Он аккуратно потянул из моих пальцев свои листки, которые я уж было принялась комкать. Я разжала пальцы. Не глядя на меня, он принялся сбивать листки в ровную стопку на колене. — Каждому поступку есть объяснение, но пока тебе придется удовольствоваться только этой прописной истиной. Ты спросила, до каких пор? Ответ: еще две недели. Пожалуйста, — он поднял на меня глаза, — позволь воспользоваться твоим гостеприимством в течение еще двух недель.
Я, не находя слов, молчала. Как он может быть таким искренним и в то же время таким жестоким? Даже донна с ее потребительским отношением пугала меня меньше. В конце концов, насколько мне известно, по ее вине никто еще не погиб.
— Пожалуйста, живи, — нашла я, наконец, хоть какие-то слова, — пока Лемурии не завершатся. — Я добавила название праздника специально, чтобы отследить реакцию, но Соль снова удивил меня.
— Спасибо, — кивнул он и протянул мне ладонь. Я вяло пожала, недоумевая, он добавил, — ты хороший человек, Кора!
Я смутилась. Я не могла его понять. Но в этой
Соль разжал пальцы на моей ладони и подвинулся к столу поближе. Для него в нашем разговоре на две недели вперед была поставлена точка. Я посмотрела на его прямую спину в щеголеватой зеленой тунике, на толстую змею косы, с вплетенной в волосы изумрудного цвета лентой, и сказала затем лишь только, чтобы избавиться от неприятного чувства соучастия в злодействе, точившего меня весь день:
— И все-таки на твоем месте я не стала бы напрасно освобождать приговоренных преступников, особенно накануне амнистии. Тебе, как сыну Божественного, может, все и сойдет с рук, но остальные причастные понесут полноценное наказание.
— О чем ты говоришь? — сосед мой уже прочно уселся за стол, и смотрел теперь на меня через плечо с плохо скрываемым раздражением.
Я обошла его и столик, и села напротив, поджав ноги.
— Прости, что отвлекаю, — повинилась я, ощущая, как начинают шевелиться в груди, под солнечным сплетением, холодные и колючие паучата. Соль нравился мне, его загадочность, грубость, прямоту — я прощала ему все за его редкую, ошеломляющую искренность. Аристократ с человеческим сердцем, возможно ли такое вообще?! Да, плебеи сами попросили его отвязать души тех, кого он же и подбил на кражу. Он согласился. Он выглядел так благородно тогда, когда давал обещание исполнить долг главе артели мусорщиков. Но, в конце концов, чего он добился? Освободил двоих из трех, был проклят матерью одного из погибших, и в итоге подвел ее под статью о воспрепятствовании отправлению божественного наказания. Она привела приговор в исполнение сама, да, это правда, но если бы Соль на каком-то этапе проявил себя, если бы не прятался ото всех трусливо, возможно, старухе удалось бы избежать жуткой участи? И как он, зная обо всем этом, может выглядеть таким невинным?! — Я сегодня была на службе, и там услышала о происшествии в Гиблом лесу. Ты, конечно же, уже в курсе, и можешь относиться к случившемуся как тебе угодно, но я хочу сказать, что мне это не по душе. Я не осуждаю тебя, все-таки она ведь довольно грубо с тобой разговаривала, но ты обещал ей и тем, другим, что освободишь душу ее сына и прочих осужденных. Но ты… не довел дело до конца, и, может быть, не стоило и начинать, все же вскоре грядут Лемурии, да и дон Август, поговаривают, к этому сроку пожалует, так что наверняка объявят амнистию, и даже у недавно осужденных был бы шанс попасть под нее, — паучата шевелили холодными лапками, в груди то холодило, то жгло, а слова так и сыпались из меня, гнилые и горькие, как отрыжка. Соль глядел поначалу нетерпеливо, затем брови его полезли вверх, но вскоре нахмурились, он впился в мое лицо тяжелым неподвижным взглядом. Заметив эту его реакцию, я остановилась, тяжело дыша, чувствуя, как по спине скользит холодный пот. — Прости, возможно, тебе неприятно это слышать, — добавила я, не наблюдая ни в позе парня, ни в лице его ни малейших признаков смягчения.
— Неприятно, — кивнул он, катая желваки. — Но лучше услышать, чем нет, как думаешь? — Я выпучила глаза, а он продолжал все тем же ровным тоном, почти не разжимая зубов. — Еще раз и по порядку, будь добра.
Новые капли скатились по моей спине. Паучата в груди, казалось, раздулись, мешали вздохнуть. Глядя в белое и взбешенное, похожее на маску разгневанного духа, лицо Соля, я сглотнула комок в горле и повторила историю, которую услышала сегодня утром на сатурней службе из уст отнюдь не Корониды (на чей характер, возможно, положительно повлияли некоторые последние события), но старших, заслуживающих доверия коллег.