Жертвуя малым
Шрифт:
— Наобум предложила? — строго спросила я Корониду.
— Нет, сестрица, — ассистентка потупилась. — Просто цвет… точь-в-точь, как его волосы.
— Нашла критерий для сравнения! — фыркнула я. Но пузырек взяла. В конце концов, эта вода ничем не хуже любой другой.
«Да и жрица столичная, очень знатная, стало быть, особа», — пришел мне на ум еще один аргумент.
Передав пузырек Корониде, я направилась к стоящему в изголовье операционного стола алтарю, чтобы настроить собственное оборудование. 50 грамм храмового вина, по капле крови —
Запалив спиртовую горелку, я взболтала получившуюся смесь в пробирке и нагрела ее до положенных 60 градусов. Знаком подозвав Корониду, я встала перед алтарем на колени, и плеснула немного теплой жидкости на дно широкой бронзовой чаши. Передала пробирку помощнице. Коронида долила туда освященной воды, закусив губу, наблюдала за бурной реакцией. Странно, конечный цвет получился темный, почти черный, будто с момента смерти «гостя» прошло гораздо больше времени, чем было указано в деле. Впрочем, виной тому могла быть новая вода.
Я чиркнула спичкой, зажгла пенистую смесь в чаше, втянула сладковатый, приторный запах. Сложив ладони, принялась молиться, одновременно следя за действиями Корониды. Держа в руке наполненный темной жидкостью шприц, ассистентка наклонилась над телом парня и, дождавшись от меня слов: «Отверзлись врата подземные», вонзила иглу в сердце мертвеца. Он дернулся (так иногда бывает — сокращение мышц), Коронида не дрогнула. Я закрыла глаза и продолжила читать молитву уже про себя. Транс наплывал, я ощутила воркование душ, привлеченных запахом крови. Из них мне нужна одна, озаренная близостью оживленного на мгновения тела; я вступлю с ней в контакт и, коль удача улыбнется, сумею расспросить.
Но на пути к скоплению душ передо мной вдруг воздвиглось нечто огромное, мрачное и враждебное. «Тартар Стозевый! — ужаснулась я, сбиваясь с ритма молитвы. — Да разве он… взаправду?!» Растерявшись, я колебалась, не зная, что предпринять, понимая, что делаю так только хуже. Против воли меня притягивало к этому сгустку тьмы, обжигало ледяной злобой. «Кто-нибудь, помогите…», — бессильно подумала я. И тут прозвучал истошный вопль Корониды:
— Ва-а-а-а!
Очень грубо и болезненно я была водворена в реальность.
— Больная, что орешь?! — заорала в свою очередь я, силясь встать на негнущихся ногах и моргая от яркого, ошеломляюще резкого света. Коронида застыла напротив стола, пальцем тыча в лежащего на нем парня. Точнее… он не лежал… когда я все-таки встала, то увидела приподнятую над изголовьем светловолосую макушку, косу, мотающуюся туда-сюда меж напряженных лопаток и дергающиеся плечи. Наш труп… наш смесок пытался высвободить руки, но их, хвала богам! — надежно удерживали предусмотренные как раз для таких случаев зажимы.
— К-коронида, зови на по… — хрипло начала я и вдруг начисто лишилась дара речи. Потому что чудовищная рана, словно алой орденской лентой украшавшая шею и правую ключицу парня, стала стремительно затягиваться. А наш труп… наш смесок, видно,
— Да чё вылупилась, дура, не в музее, — обратился ко мне обладатель этих глаз, и тут я не выдержала, впервые в жизни грохнулась в обморок.
Приходила я в себя под довольно-таки странные речи.
— Нет, ты, правда, живой? — осторожный голос Корониды.
— А ты точно вменяемая? — незнакомый мужской голос, с противными такими, язвительными нотками.
— Так если я тебя освобожу, ты, правда, на меня не кинешься? — снова Коронида.
— Ты, что ли, на деревне первая красавица, чтоб на тебя кидаться?
— Ну-у, если о красавцах разговор, то ты — вне конкуренции, — по голосу слышно, что Коронида улыбается.
Я завозилась, пытаясь лечь так, чтоб было не только слышно, но и видно. Голоса умолкли. Я разлепила веки. Потом пришлось снять с лица мокрое полотенце, которое кто-то добрый (Коронида, кто ж еще) положил мне, надо полагать, на лоб. Я обнаружила, что лежу на кушетке, где обычно отдыхали жрицы ночных смен, рядом, боком ко мне, сидит на стуле Коронида, а чуть дальше, посередине комнаты стоит операционный стол, и на нем…
— А-а, труп ожил! — хотела заверещать я, но Коронида, метнувшись к кушетке, быстро и ловко воткнула мне в рот полотенце.
— Эта еще ненормальнее, чем первая, — скучным голосом констатировал тот, на столе, и отвернулся.
Я вытащила полотенце, проплевалась и уставилась на участливо склонившуюся надо мной Корониду.
— Младшая сестра-помощница, как вы намерены объяснить происходящее? — со всей возможной суровостью вопросила я. Эффект малость портило то, что я лежала, а Коронида нависала надо мной, как мамочка над колыбелькой. Чтобы восстановить статус-кво, я села. Голова закружилась и Коронида поддержала меня за плечи.
— А что тут объяснять, — улыбаясь, отвечала она. — Чудо.
— Чудо? — глупо переспросила я.
— Ага, — лучась от восторга, кивнула ассистентка.
— Ты хочешь сказать… — я прокашлялась, приводя голос в норму, — …чудо.
— Чудовищно содержательная беседа, — фыркнул со своего стола парень. — Эй, психические, как насчет права на свободу передвижения?
Я переглянулась с Коронидой. Та покачала головой. И впрямь, характер у этого воскресшего чуда не самый покладистый, если мы снимем с него оковы, кто знает, что он учинит. С другой стороны, оставлять как есть, — небезопасно: у нас ведь не лаборатория, а проходной двор. Не приведи боги, увидят милиционеры и заберут себе… наше чудо. Событие-то всеимперского масштаба.