Жертвуя малым
Шрифт:
Мы возвращались тем же путем, каким пришли сюда: гвардеец запомнил дорогу. Окажись я здесь в одиночестве, вмиг заплутала бы, и компания настоящего знатока своего дела была для меня благословением. С другой стороны, не случись рядом гвардейца, я не стала бы свидетельницей безобразной сцены. Она никак не шла у меня из головы: вскинутая рука, росчерк хлыста, и огромные глаза ребенка, которому уже знакомо, что это такое — страх за близкого человека. Он был еще так мал, лет, наверное, семь или восемь, и уже носил клеймо смертника. За что? Вероятно, за прегрешения
Когда мы выбрались на главную торговую улицу, ухоженную, расчищенную и полную чистокровных граждан, я все еще думала о старике и его внуке. Мне было… жаль их? Похоже, что так. Не ставя под сомнение справедливость людского и божественного суда, я все же сочувствовала им, старому и малому. И, несмотря на то, что заплатила я более чем щедро, мне почему-то казалось, будто мы обошлись с ними нечестно.
— Каков дальнейший маршрут, послушница? — спросил меня гвардеец, и я, вздрогнув, отвлеклась от невеселых мыслей.
Вынув из сумки памятку, составленную для меня донной, я проглядела список поручений, и поняла, что мы выполнили все.
Гвардеец на миг поджал губы.
— Ты проявила снисходительность, послушница, — заметил он неодобрительно. — По пути в храм нам следует посетить отделение муниципальной милиции.
— Зачем? — спросила я как можно небрежнее, заранее зная ответ.
— Клейменый преступник во Внутреннем городе, — ответил гвардеец тем не менее. — Дерзость.
— Он всего лишь помогает деду, своему последнему родственнику, пока тот еще жив. Не думаю, что местные околоточные не знают о нем, — попыталась возразить я.
— Докладывать о нарушениях Закона — долг каждого гражданина, — отчеканил мне гвардеец. Подумать только, еще днем он казался мне симпатичным! А теперь — зануда из зануд. Лучше бы он и дальше молчал.
— Наш долг сейчас — выполнить поручение донны и вернуться в храм, — я попыталась говорить так же холодно, как и он. — Отчитаться перед ней. Доложить об инциденте. Она сама примет решение по этому вопросу.
— Ее не должны касаться такие мелочи! У высшей жрицы хватает своих забот!
— Тем более мы должны поспешить! Не нужно заставлять ее ждать нас. Запрос к околоточным можно сделать и позже, — я говорила, стараясь придать голосу уверенность. Убедительность. Как поступал Соль, когда ему было нужно.
Гвардеец уставился на меня, и некоторое время мы буравили друг друга взглядом. Моргнула в конце концов я, но и он, как ни странно, уступил.
— Возможно, ты права, послушница, — сказал он. — Идем!
Мысленно возблагодарив Совоокую, осенившую упрямца своей мудростью, я зашагала к выходу из торговых рядов. Гвардеец шел впереди, и плотный поток вечерних покупателей расступался перед ним, обтекая, как река скалу. Никто не заострял на нас внимания, люди, не задумываясь, уходили с пути представителя власти, оснащенного всеми ее атрибутами. Внезапно меня стало тяготить такое положение вещей.
«Да что с тобой, Кора? — рассердилась я на себя. — Придет время, и перед тобой, практикующей жрицей, тоже будет расступаться толпа».
Как ни странно, мысль о будущей карьере не принесла желанного облечения. Душа была не на месте. Ведь, став жрицей, я вынуждена буду приводить в исполнение приговор таким вот преступникам, как сегодняшний
Испуганная и взбудораженная произошедшим, я вместе с гвардейцем вернулась в храм. Донны в ее покоях не было, и я оставила покупки на попечение малышек-послушниц. Лишь обереги забрала с собой: донна велела, чтобы я прежде всего показала их Солю.
Незаконнорожденный сын императора обнаружился на том же месте, где я оставила его, уходя на всенощную. Этакий символ незыблемости мироздания, переставшей быть для меня очевидной сегодня. Справедливо полагая его ответственным за воцарившееся на душе смятение, я уселась напротив аристократа и, высыпав из кошелька амулеты, спросила:
— Соль, почему ты дружишь с плебеями?
Парень поднял на меня лицо, моргнул, машинально принялся перебирать кулоны.
— А что, нельзя?
— Конечно, нельзя, — кивнула я. Он глянул мельком, презрительно скривил губы. Я продолжала, сбивчиво, торопясь, убеждая скорее себя, нежели его. — Может быть, для тебя это только игра, развлечение, но нельзя же нарушать правила! Я не знаю, испытываешь ли ты к ним симпатию на самом деле, но, понимаешь, со стороны это выглядит как самая настоящая дружба. Дружба равных, вот что я имею в виду. С плебеями, с Лу, со мной, наконец, — со всеми ты ведешь себя так, будто мы равны. Будто наши жизни… души, не знаю, называй как хочешь! — будто они равноценны. И… так нельзя, понимаешь? Должны быть какие-то рамки. Законы. Обязательные для всех. Ты… я не знаю, от чего ты скрываешься, и ты… сын Императора, да, для плебеев — так вообще божество, но пойми, даже аристократы, даже боги должны играть по правилам! Иначе весь существующий порядок… — я остановилась, перевела дыхание и закончила шепотом, — может рухнуть.
Постукивая одним из амулетов по крышке стола, Соль смотрел на меня, не отрываясь. Потом сложил все три кулона рядом, лицами ко мне.
— Последнего, — сказал он, — не хватает.
Я обессиленно понурила голову. Все напрасно. Я говорю, долблюсь, пытаясь достучаться до него, но все без толку, он попросту не слышит меня. Он, тот, кто, в свою очередь, смог — каким-то хитрым способом — достучаться до меня. Или это тоже была игра? Зачем ему все это, чего он добивается? Уж лучше бы в ту проклятую сатурнюю смену его вернул к жизни кто-то другой!
Упираясь кулаками в колени, я закусила губу, чтобы не зарыдать в голос от жгучей обиды. На Соля, на донну, на собственную глупость, на судьбу. Почему я должна задумываться о том, о чем ничего не знаю и знать не хочу? Почему должна чувствовать вину? Нести ответственность за кого-то? Испытывать жгучую горечь от бессилия что-либо изменить? Почему? Почему я?!
Слезы против воли навернулись на глаза. Опустив голову, я тихонько заплакала, пронзенная острой жалостью к себе. Вдруг вспомнился сегодняшний парнишка, беззвучно рыдающий щербатым ртом, и мне стало еще горше. А потом — я не видела, но ощутила — Соль подсел ко мне и, подвинув столик, принялся говорить, вертя поочередно кулоны указательным пальцем: