Жертвы Северной войны
Шрифт:
Он только здесь, в Немезисе, узнал, что такое «гены», и открытие это привело его в восторг.
Все засмеялись.
— Нет-нет, серьезно, — заметила покрасневшая Саманта. — Ведь мы еще не умеем анализировать генетический код, мы только знаем, что он существует. Что если на этом уровне обнаружатся отличия?.. Простите, Альфонс, но если бы вас можно было с кем-нибудь спарить…
Последовал новый взрыв смеха, и Саманта умолкла, пробормотав что-то типа «да ну вас всех» и закурила новую сигарету. Дымила она отчаянно, а все окурки, которые клала в пепельницу
— Так постойте, — сказал Альфонс, отчаянно пытаясь припомнить, какие же карты вышли, — ведь может так быть, что у вас изначально большая устойчивость к радиации, чем у нас?.. И именно это позволяет вам использовать алхимию!
— Очень может быть, — пожал плечами Огден. — Этот мир удивителен, мой юный друг.
Хайдерих внутренне поморщился. Ему скорее нравился Огден, чем нет, кроме того, Хайдерих крайне уважал его познания — как и алхимики. Однако вот этот покровительственный тон временами начинал раздражать. Может быть, потому что сам Огден выглядел от силы лет на пятнадцать старше Хайдериха, и приходилось все время напоминать себе, сколько же ему на самом деле.
— Постойте! — воскликнул Синистра. — Но так это значит, что Хайдериху вообще опасно здесь находиться! Он же может такую дозу поймать, что потом…
— Может быть, и в самом деле… — задумчиво произнес Огден. — Ему бы следует уехать… Как вы считаете, Алекс?
— Это должен решать п-полковник, — пожал плечами руководитель лаборатории. — Ведь Х-хайдерих точно так же в зоне сек-кретности, к-как все мы. И п-покинуть п-просто так ее не м-может. Но я п-поговорю с Уитби.
— А пока, — сказал Хайдерих, — позвольте мне поднять ставку.
Играли просто на очки — но ставка все равно имела символическое значение.
Уже несколько позже, когда все расходились по домам после игры (Хайдерих выиграл: как ни странно, в преферанс он был признанным чемпионом, несмотря на свой вечно неуверенный вид — а может быть, и благодаря ему), Алекс тихонько спросил у Огдена, надевая в прихожей пальто:
— Простите, а какой третий тип алхимии вы имели в виду?
— Мммм… я бы назвал ее эзотерической, — Огден улыбнулся. — Изменения душ… перенос… То, завесу над чем нам лишь приоткрыли Элрики. То, чем занимается мой друг Габриэль. И было бы любопытно знать, как соотносится с этим Философский камень и красная вода. Почему для их получения требуются жизни живых, более того, разумных существ?.. Почему не годятся животные, растения?.. Параллельные миры — путешествия в них, похоже, лежат на стыке алхимии второго и третьего типа.
— Вы думаете, это все еще вопросы алхимии? — тихо спросил Алекс.
— Ну не религии же.
— П-при всем уважении, сэр… Я б-бы сказал, что речь здесь идет о неких более глубинных законах. Да, алхимия имеет связь с ментальностью человека, но она имеет не меньше связей с иными науками — и зря мы так упорно отворачивается от физики. Мне показывали к-кое-какие засекреченные отчеты. Возможно, если бы занялись исследованием к-космического пространства, мы узнали бы много интересного. Вот, скажем, магнитные
Огден развел руками, признавая возможную правоту оппонента.
— Чем дольше я живу, Алекс, тем больше понимаю, как мало мы знаем. Пожалуй, как бы далеко мы ни зашли, мы всегда будем оставаться только в начале пути. И это прекрасно. Вы молоды; вам еще не понять, насколько прекрасно.
— Тебе надо радоваться, — сказал Эдвард Альфонсу. Над парком, над синеватыми пиками елей кружили вороны. — Ты обнаружил это вовремя. Представь, что было бы, задержись бы ты там подольше?..
— И все же я чувствую не только облегчение… — задумчиво произнес Хайдерих. — Ты знаешь… Никто из нас не может жить вечно. Я не очень боюсь смерти. То есть нет, боюсь, конечно, но… как бы тебе сказать?.. Я бы скорее…
— Ты бы, скорее, пренебрег риском погибнуть, но сделал бы что-то важное и нужное, или спас бы кого-то, кто тебе дорог, — закончил Эдвард. — Ага, знаю. Сам такой. И Ал такой.
— И мой друг Эд Мэтьюз, — улыбнулся Хайдерих. — Все мы такие. А так у меня странное чувство: как будто я сам напросился участвовать в чем-то нужном и важном, а потом сбежал с полдороги. И только потому, что у меня, видите ли, голова закружилась.
— Ага, температура поднялась и волосы полезли, — язвительно закончил Эдвард. — Не пори чепухи. Твоя безвременная гибель никакой бы пользы для науки не принесла.
— У меня не полезли волосы, — заметил Хайдерих. — И… да, я понимаю, что единственным выходом было уйти. И все-таки… я хочу вернуться домой, Эд. Здесь у меня с самого начала было чувство, что я иду по горящим углям, и чем дальше, тем больше. А твой брат там, у нас, если он жив, наверняка проходит через то же самое. А я ничем не могу помочь ни себе, ни ему, ни нашим семьям. Тут же случай представился, а…
— Но, как выяснилось, ты действительно шел сквозь огонь, — сжав зубы, произнес Эдвард. — Невидимый. Если он превратит тебя в головешку, пользы не будет, говорю снова. Сколько я еще раз должен это повторить?..
— Да ладно, трех раз хватит, — усмехнулся Хайдерих. — Эд… Слушай, ты прости меня.
— Идиотизм, — сердито отозвался Эдвард. — Это уж мне следует просить прощения. Это я втянул Ала в это дерьмо. Если бы не я, не было бы ни взрыва… ничего. А ты иди домой… ну, то есть к нам. Вид у тебя неважный.
— А, — Хайдерих улыбнулся. — Буду ночевать на диванчике в кухне. Как я понимаю, в гостиной там у них все еще живет Рассел Трингам?.. Для поднятия морального духа?..
— Выгони, — мстительно сказал Эдвард. — Пусть разбирается со своими пассиями, что дежурят у него под дверью. Хватит ему уже жарить моей жене яичницу по утрам!
— И что, вкусно готовит?.. — заинтересовался Альфонс. — Ради вкусной домашней яичницы я даже готов спать на диванчике на кухне.
— Да иди ты!
И оба рассмеялись.