Жертвы Ялты
Шрифт:
Петерис Вабулис был похоронен в Швеции. Его товарищи отплыли навстречу новой жизни. «Белоостров» взял курс на восток, и вскоре туманная ночь поглотила судно, а шведские полицейские разъехались по домам.
Так была проведена репатриация прибалтийцев, хотя решение шведского правительства сами шведы оценивали по-разному. Ожесточенные дебаты о судьбе прибалтийцев буквально раскололи страну. За предоставление убежища выступали в основном люди религиозные либо придерживающиеся консервативных взглядов. Правящая социал-демократическая партия, профсоюзы и левая пресса единодушно поддержали выдачу. Как заявил министр иностранных дел Остен Унден, у шведов не было ни малейших оснований подозревать советскую администрацию в несправедливости, было бы бестактностью считать, что в Советском Союзе царит беззаконие.
Среди стран, участвующих в насильственной репатриации, Швеция единственная провела опрос общественного мнения по вопросу о выдачах. Как
Во время войны в Швеции были интернированы экипажи трех советских траулеров. После окончания войны посол Чернышев потребовал, чтобы экипажи отправили домой, и моряки после некоторых колебаний согласились вернуться. Офицер НКВД, впоследствии изучавший их дела, обнаружил, что подавляющее большинство получило за свои «преступления» 10–15 лет в исправительно-трудовых лагерях. Лишь единицы вернулись к своим семьям, и никто не смог найти работы. Можно представить себе, что с их соотечественниками, воевавшими против СССР в немецкой армии, обошлись не мягче.
Шведский писатель, работавший над книгой об экстрадиции прибалтийцев, в 1967 году был приглашен в СССР — встретиться с теми, кто выжил. Они подробно рассказали ему, как тепло их приняли на родине, как после отеческой беседы с офицером НКВД 90 % вернувшихся отпустили и они зажили нормальной жизнью. Несколько человек, действительно провинившихся перед советской властью, были посланы в лагерь, но никого не расстреляли. Правда, во время интервью некоторые намекали, что могли бы рассказать другую историю, но шведский писатель решил, что у него нет оснований не верить добровольно данным показаниям.
Поучительно сравнить это сообщение с рассказом А. Солженицына. В 1941 году около побережья Швеции затонул советский эсминец, команда была интернирована. В 1945 году они вернулись в СССР, где вскоре все оказались в лагерях. Но в Швеции прознали как-то об их судьбе и напечатали сообщения в прессе. К тому времени ребята были рассеяны по разным ближним и дальним лагерям. Внезапно по спецнарядам их всех стянули в ленинградские Кресты, месяца два кормили на убой, дали отрасти их прическам. Затем одели со скромной элегантностью, отрепетировали, кому что говорить, предупредили, что каждая сволочь, кто пикнет иначе, получит «девять грамм» в затылок — и вывели на пресс-конференцию перед приглашенными западными журналистами и теми, кто хорошо знал группу по Швеции. Бывшие интернированные держались бодро, рассказывали, где живут, учатся, работают, возмущались буржуазной клеветой, о которой недавно прочли в западной печати — и вот списались и съехались в Ленинград (расходы на дорогу никого не смутили). Свежим, лоснящимся видом они были лучшим опровержением газетной утки. Посрамленные журналисты поехали писать извинения. Западному воображению было недоступно объяснить происшедшее иначе. А виновников интервью тут же повели в баню, остригли, одели в прежние отрепья и разослали по тем же лагерям. Поскольку они вели себя достойно — вторых сроков не дали никому.
В Лихтенштейне события развивались гораздо стремительнее. Поздним вечером 2 мая 1945 года начальнику пограничной полиции сообщили, что к границе приближается военная колонна. По обе стороны шоссе двигались группы вооруженных пехотинцев, а по дороге медленно шел транспорт. Все призывы остановиться были тщетны, и начальник погранполиции приказал своим людям дать несколько предупредительных выстрелов. После этого автомобиль во главе колонны остановился и оттуда выпрыгнул офицер с криком: «Не стреляйте, не стреляйте, здесь русский генерал!» Затем из машины вышел и сам генерал, отрекомендовавшийся как Борис Алексеевич Хольмстон-Смысловский, бывший генерал гвардейского полка его императорского величества, ныне командующий Первой русской национальной армией. Его подчиненные стояли навытяжку, ожидая приказов. Над ними колыхался трехцветный бело-красно-синий флаг Российской империи, а в машине, в центре колонны, сидел наследник российского престола, правнук Александра Второго великий князь Владимир Кириллович. Озадаченный полицейский побежал звонить своему командиру.
История этого удивительного соединения такова. Борис Смысловский родился в Финляндии в 1897 году. Поступив в армию, он дослужился до капитана императорского гвардейского полка, после
Война близилась к концу, и 10 марта, когда Гиммлер и другие нацистские руководители предпринимали запоздалые попытки заполучить независимого русского союзника в лице Власова и казаков, силам Смысловского был придан статус 1-й русской национальной армии, а сам Смысловский получил звание генерал-майора. Как раз в это время Буняченко провел закончившееся поражением наступление на силы Красной Армии на Одере и организовал поход на Прагу, а казаки и эмигрантские соединения с боями отступали с Балкан. Разрозненные русские и украинские части сходились в Австрии, на последнем островке, удерживаемом немцами. Смысловский, потеряв основную часть своих сил, двинулся с оставшимися на запад, намереваясь с разрешения своего начальства соединиться с эмигрантским Русским корпусом из Белграда и 3-й дивизией РОА под командованием Шаповалова. Но из этих планов ничего не вышло: все стремительно рушилось. Смысловский связался по телефону с генералом Власовым — до этого они дважды встречались — и сообщил ему о своем намерении идти в Лихтенштейн, однако Власов решил не отказываться от планов искать прибежища в Чехии. В ответ Смысловский напомнил ему о судьбе адмирала Колчака, которого чехи выдали большевикам в 1920 году, и простился с командующим РОА.
С остатками своего войска Смысловский двинулся к Фельдкирху, самому западному городу Австрии. Здесь он встретил молодого великого князя Владимира Кирилловича, которого сопровождал советник Сергей Войцеховский (по странному совпадению, его двоюродный брат, генерал Войцеховский, возглавлял последнюю попытку белых спасти Колчака от выдачи). Смысловский согласился, чтобы великий князь перешел границу вместе с ним. Так последний представитель дома Романовых оказался под протекцией флага старой России, в окружении русский войск. Недалеко от границы его машина сломалась. Генерал Смысловский вспоминает, как он собрал своих солдат и попросил помочь тащить машину великого князя. Он не знал, как отреагируют на это предложение солдаты, выросшие при советской власти, что они скажут, узнав, что среди них находится наследник «Николая Кровавого». И его приятно удивила готовность солдат помочь: последние сотни метров машину Владимира Кирилловича толкали бывшие красноармейцы. Это удивительное зрелище как бы символизировало восстановление прерванной связи времен.
В 11 часов вечера колонна вступила на землю Лихтенштейна. Хотя люди генерала Смысловского шли как военное формирование, у них был строжайший приказ ни в коем случае не открывать огня, и можно представить себе, какие неприятные минуты они пережили, оказавшись под дулами винтовок пограничников. У генерала было 450 человек, и они могли бы с легкостью перейти границу, но, оказав сопротивление, Смысловский лишился бы шансов получить убежище. Генерал решил, что потери от огня пограничников будут невелики, самое большее, человек 10 убитых и 20 раненых, а увидев, что нарушители не отвечают, они вообще прекратят стрельбу. Эти расчеты оказались более чем верными: единственной жертвой стала бутылка коньяка в генеральской машине.