Жест Лицедея
Шрифт:
— Императорским распоряжением, будем обследовать одно из захоронений. Поезжайте отсюда, если не желаете нажить неприятностей.
Всадники, разумеется, бумагу читать не стали. Сразу смягчились, будто нас зауважали. Даже предупредили, что рядом приютились бездомные псы, которые бросаются на людей. И действительно, едва мы миновали ржавые ворота, как послышался недобрый собачий лай. На тропу между могил выбежало с семь-восемь псов. При чем половина своры вовсе не мелкие шавки, а такие, что волку в схватке фору дадут.
Вот здесь меня неприятно удивил наш боевой маг. Как псов увидел,
— Вы стреляйте, стреляйте скорее! Я сейчас попробую испуг на них наложить.
Сдается мне, он не на собак собирался испуг наложить, а от испуга в штаны. Илья и Олег не разочаровали. Руки от инвентаря мигом освободили и тут же грянули пистолетные выстрелы. Вот только пистолеты их двухзарядные. Три выстрела мимо. Лишь один пес завизжал, завертелся, раненый в бок. Олег схватился за саблю, взмахнул отгоняя псов. Хотя на мой взгляд эффективнее от злой собачни отбиваться лопатами. Илья сглупил, начал пистолет перезаряжать. Благо псы осторожничали и не бросились разом. Я тоже не остался без дела — решил испытать на них «Инквизитор». Шагнул вперед, загораживая Ирину, которая, кстати, очень разволновалась. Вскинул обе руки и направил волну воздействия на рыжего самого здорового, и того, что с оторванным ухом.
Эффект, я вам скажу, поразительный! Рыжего словно подбросила в воздух неведомая сила. Завизжал так, что меня до костей пробрало. И дернул в полном безумии в кусты. А тот, что без уха, взвыл, задергался и тут же мордой в землю — помер, судя по застывшим глазам. Тут и маг Яков Самознаков себя проявил: зачем-то траву поджог у дороги. Олег его потом справедливо обматерил, так как траву пришлось тушить, пока огонь не пошел гулять по кладбищу.
Илья, кстати, пистолет шустро зарядил и пристрелил какого-то кобелька. Остальные оставшиеся из своры благополучно разбежались, визжа и давясь лаем.
Мы двинулись дальше. Кладбище маленькое и усыпальницу Трубецких видно почти от ворот, потому как она — самое внушительное здесь сооружение и дорога ведет прямиком к ней, хоть и позарастало все кустарником и бурьяном. Поначалу я не мог разобрать, что не так с самим кладбищем, но потом до меня дошло: крестов здесь нет вообще! И откуда кресты возьмутся, если всем рулит Перун с богами-помощниками? Вместо крестов скорбные стелы. В основном деревянные, где-то белело пару каменных. А на одном из надгробий я прочитал надпись, что меня позабавила:
«Пусть облака будут пухом душе твоей…». Заметили? Не земля тебе пухом, а облака. Потому как всех усопших местный люд уверенно направляет к Царю Небесному, что справедливо. Забота не о бренном теле, но вечной душе здесь в почете. Ладно, это все лирика, хотя и душевная.
Подошли мы к усыпальнице. Конечно, у Трубецких размах не такой, как у египетского Хеопса, но тоже знатно об ушедших предках позаботились. Сооружение из огромных каменных блоков, сложенных очень ровно, ладно. В высоту сооружение невеликое, но вот ступени, ведущие вниз, очень даже намекают на приличный масштаб. Впрочем, как и земляной вал, облегающий каменные блоки по бокам.
Вниз сошел только я с Ириной: помощникам велели покурить пока. В самом низу, там, где ступени кончались, начиналась
Ирина закурила. Я тоже достал пачку «Граф Орлов», сунул сигаретку в дорожный мундштук.
— Нужно, наверное, к сведущим магам обратиться. Понять, как это открывается, — сказала графиня. — Может спросить у этого, Якова?
— Самознакова? — я рассмеялся. — Уж поверь мне, этот человек нам не может быть полезен. Он совершенно бестолковый в магии.
Я прикурил, оглядывая стену, сложенную из блоков темного твердого камня. Над входом крупно так было высечено: «Те, кто на Небесах, но душами с нами. Славный и великий род Трубецких». И еще в два ряда знаки — рунные, такие я встречал часто, но значения из не понимал. Что руны здесь, оно не удивительно, ведь Трубецкие ведут начало от князей литовских, а у тех до сих пор в почете рунная грамота, идущая из нашего перво-славянского письма.
— Не хочется возвращаться ни с чем в столицу, — признал я, затягиваясь сладковатым дымом. И тут мне на глаза попалось углубление в форме ладони: неглубокое, еле заметное, на уровне груди справа.
Оп-ля! Ведь очень похоже, что это то самое, что мне требовалось. Зажав зубами мундштук, я приложил ладонь к углублению. Сработало! Реально сработало! Пелена перед дверью растворилась. Я сделал шаг вперед и загремел замком, запиравшим дверь. Ключей, как я сказал не имелось, но был у нас кое-какой инструмент.
— Вот этим пусть займутся наши телохранители! — радостно сообщил я Ирине.
Графиня уже поспешила по ступенькам вверх, желая привлечь менее разумную, но грубую силу.
Вот здесь инструменты и пригодились. Мужики долго колдовали с замком, но все же его одолели, и дверка в мир мертвых со скрипом раскрылась.
Первый пошел Олег, освещая черное пространство факелом.
И здесь снова во мне шевельнулось неприятное ощущение, будто скоро может произойти нечто очень скверное. Интуиция… Ведь эта штука раньше меня не подводила. Да, зачастую она во мне спала или вовсе была в отпуске. Но если я чувствовал ее таинственный шепот, то верно что-то случится.
Сразу на стенах мы приметили масляные светильники. Разожгли их, и чтобы стало больше света, факела в стенных держателях подпалили тоже. Мерцающие огни осветили длинный зал. По обе стороны от прохода стояли каменные саркофаги с рельефами, отчасти повторявших лица умерших. А вот в самом конце зала, за восходящими к жертвенному камню ступенями сидело две черных горгульи. Ирина, увидев их, едва не вскрикнула, вцепившись в мою руку. Из-за дрожащего пламени факела казалось, будто каменные изваяния шевелятся. Но обошлось: истуканы, не более.