Жесткий контакт
Шрифт:
Ах-кха-ха-а!... – зло засмеялся Лобастый за спиной, как будто монстр прочитал мысли Алекса и они его рассердили. Однако хохот Лобастого звучит потише, а значит, он подотстал. Или позади остался участок леса с жутковатыми звуковыми эффектами? Или вихрь ослаб? Выдохся?
Вихрь закончился столь же внезапно, как возник. Будь Алекс мистиком или поэтом, сказал бы: «Вихрь смыло дождем», а после добавил бы пренепременно: «И начался всемирный потоп».
Что лучше – ураганный ветрюга или водопад с неба? Лучше водопад. Идти проще, нет нужды прижиматься к спине проводника. Шлепаешь по размокшей траве,
Запасы воды в небесных резервуарах начали понемногу истощаться приблизительно через час. Поредели, помельчали капли дождя, и, словно в насмешку, впереди возникла водная преграда. Лесное озерцо. Круглое, аккуратное, поросшее камышом у берегов, подернутое дымкой тумана.
Пока шли вдоль размягченного берега, пока обходили озеро, дождь кончился совсем. И, как это обычно бывает после дождя, в воздухе повисла звенящая послегрозовая тишь. Промокшая, вывернутая наизнанку одежда сопровождала каждый шаг неправдоподобно громким, простуженным всхлипыванием. Портянки в сапогах «не на ту ногу» сбились к пяткам и мерзко чавкали. Сквозь берестяное плетение торбы Арбуя вытекал ручеек.
– Ой!.. – Алекс заскользил по покатому бережку, подошвы сапог, будто два рубанка, сняли травяную стружку с глинозема.
Плюх... – Скаут по колено завяз в прибрежной ряске.
– Фюю-ю... – Арбуй свистнул, не соизволив оглянуться, всхлипывая одеждой и чавкая портянками в одиночку. Алекс выругался по-немецки, присел на четвереньки, полез вверх по склону. Вылез, вытер ладони о штаны. Попеременно прыгая то на одной, то на другой ноге, стянул сапоги. Мокрые портянки запихнул в мокрые карманы, вылил из сапог воду, босиком побежал догонять Арбуя.
Красный солнечный лучик пробился сквозь сугробы туч. Надоевшие глазу белые березовые стволы заходящее солнце окрасило в розовый цвет. Бежать босиком по взмокшей траве было куда приятней, чем шлепать в сапогах. Алекс легко догнал проводника, спросил:
– Может, устроим привал? Одежки выжмем? А?
Арбуй промолчал.
– Может, торбу помочь нести?..Нет?.. Ну, как хочешь! Ты – начальник, я чего? Я налегке, хоть всю ночь за тобой готов идти...
Ночь подкрадывалась исподволь, с осторожностью лазутчика-ниндзя. Печально увядал красный солнечный лучик, неторопливо набухали тени, холодком повеяло от земли.
У Алекса заныла икроножная мышца на правой ноге. Скаут улыбнулся. Будьте любезны – вот и первые признаки старения организма! Промок, прошелся босиком по остывающей земле, и боль сигнализирует – пора отдыхать, застуженная мышца просится туда, где сухо и тепло. Философские мысли о бренности материи и скоротечности жизни, столь несвойственные молодым людям, отступили в глубины подсознания, едва успев возникнуть. Размышления на отвлеченные темы вытеснила досада. Алекс надеялся, что пережитая вместе опасность сделает Арбуя более говорливым. Оказывается, напрасно надеялся. Опасность миновала, и проводник опять онемел. Плохо. Алекс не смог толком воспользоваться моментом, и нипочем теперь не выпытаешь у Арбуя, кто же все-таки такой Лобастый? Что такое «ведьмина метла»? За фигом выворачивали одежды, вырываясь «из круга»? Опять, опять,
– Ай!.. – Правую ногу кольнуло иголкой. Не столь отвлеченными, как выяснилось, были мысли о бренности бытия. Нога-то болит все сильнее, и боль не намерена отступать, наоборот – прорастает в ноге с настырностью первых подснежников.
– Чего кричишь? – Арбуй круто повернулся к поджавшему ногу Алексу. – Чего встал, как аист? Нога болит?
– Ерунда, сейчас пройдет. Судорога, мышцу застудил.
– Садись на землю, Чистый. Закатывай штанину, посмотрим на твою судорогу.
– Ерунда.
– Садись!
– Как скажешь, – сдался Алекс, опускаясь на траву.
– Штанину закатай, говорю!
– Сейчас... Ух ты!.. Чего это, Арбуй? Чего это у меня выросло?..
В сумерках кожа на оголенной ноге выглядела особенно бледно. На бледном фоне отчетливо выделялась фиолетовая опухоль. Припухлость величиной с золотой червонец торчала бугорком посередине икры. На ощупь опухоль твердая, как зреющий чирий...
– Не трожь! Ручки шаловливые убери от болячки.
– Арбуй, чего это?
– Волос.
– А?..
– В озере живут конские волосы. У берега их полно, кишмя кишат. Один тебе в ногу впился. Болит?
– Болит.
– Нечего было в воду лезть.
– Я случайно! Поскользнулся! Ты бы предупредил, что...
– Сиди! – перебил Арбуй. – Жди, скоро вернусь. Болячку не трожь.
Арбуй освободился от горба-торбы, опираясь на ружье, ушел в сумрак. Алекс остался один. Хотелось, ох как хотелось исследовать пальцами опухоль, и, чтобы как-то отвлечься, Алекс занялся одеждой. Снял с себя все, выжал воду, вывернул одежки. Тут и Арбуй вернулся. С ворохом влажных веток и похожей на окаменевшего ящера корягой.
Березовая кора – лучшее средство для растопки костра. Щелчок зажигалки, и лохматая кора корчится в желтых языках пламени. Ветки дымят, пыхтят колобашки экс-коряги, изломанной Арбуем. Алекс попытался заговорить с проводником. Бесполезно. Проводник молча достал из торбы чайник, алюминиевую кружку и флягу с водой, молча разделся.
Костер источал клубы едкого дыма, ветки трещали, пламя отплевывалось искрами. Одежда воняла, однако сохла быстро. Высохли обнаженные тела мужчины с татуировкой на груди и подростка с опухолью на ноге. Оделись. Арбуй полностью, вплоть до сапог, Алекс повременил натягивать штаны, беспокоить болячку.
Арбуй вылил в железный чайник половину воды из фляги. Пристроил чайник на тлеющей угольками периферии костра, прикрикнул на Алекса:
– Куда пальцы суешь?! Я говорил – болячку не трожь!
– Болит, сволочь. Щиплется.
– Волос к костям лезет. От кости к коленке проберется, и она гнуться перестанет. Испугался? Не бойся, скоро вылечу.
Кружкой, как ковшиком, Арбуй сгреб немного пепла, снял булькающий чайник с углей, залил кипятком пепел в кружке, прикрыл ее флягой.
– Пепел заварится, вылью тебе на болячку, а ты терпи.