Жестокая конфузия царя Петра
Шрифт:
Днём они достигли Бендер. Понятовский представился сераскеру Кара Мехмед-паше и после обмена традиционными любезностями, после кофе и шербета отправился в Варницу.
Он был тронут: король, этот сухарь, которому было чуждо проявление чувств, обрадовался ему, обрадовался непритворно, шумно.
— Дорогой граф, могу признаться — я вас заждался. Мне вас не хватало. Долгонько же вы обретались у этих варваров. Рассказывайте, рассказывайте!
Что могло обрадовать либо утешить короля? Только то, что армия визиря почти втрое превышает войско московитов. Всё же остальное
Понятовский некоторое время колебался: говорить — не говорить? Но король обязан знать правду, как бы ни горька она была, ибо все короли предпочитали знать правду, а распространять неправду.
— Ваше величество извещены, что господарь Кантемир передался русским?
Карл кивком головы подтвердил.
— Дальше, граф, дальше.
— Войны не хотят ни в Константинополе, ни в самой армии визиря. Султан поручил ему прощупать склонность царя Петра к мирным переговорам...
— Ну и что же? — нервно подхлестнул его король.
— Визирь послал в русский лагерь письменное предложение приступить к мирным переговорам, но царь оставил его без ответа.
— Единственный раз я одобряю царя!
– — воскликнул Карл, потирая руки. — Чёрт возьми, при троекратном превосходстве в людях и пятикратном в артиллерии можно разбить царя наголову. Я берусь это сделать. Я готов сразиться с ним! И победить! Да здравствует ненавистный, но мужественный царь Пётр!
Карл вскочил и возбуждённо стал расхаживать по кабинету. Понятовский ещё ни разу не видел его в таком состоянии.
— Надеюсь, султан доверит мне своё войско, и я покажу миру, на что способен король Швеции, — почти -выкрикнул Карл. — Нет, граф, я не сломлен Полтавой, как полагают многие. То был в известном смысле урок, и я его усвоил сполна. Теперь я готов сразиться хоть с самим Александром Македонским... Но надо основательно подготовить войско визиря. Ведь это сброд, вы наверняка можете подтвердить.
— Вы совершенно правы, государь, — сброд. Иного названия турецкая армия не заслуживает.
— Я приставлю к этим варварам моих шведов в качестве инструкторов. У Потоцкого среди ваших соплеменников тоже найдутся бывалые воины, обученные европейской системе строя и боя — возьмём и их в учителя...
Понятовский молчал всё то время, пока Карл развивал перед ним свои стратегические и тактические планы. Ему предстояло вылить на короля ушат холодной воды. Начать с того, что султан вовсе не собирался доверить ему свою армию. Он отвёл, уже отвёл королю всего лишь роль советника при визире. К тому ж времени на обучение турецкого войска уже не оставалось, да и Балтаджи на то не согласился бы.
Акции короля шведов пали у турок ниже низкого. Он был для них всего лишь нежелательный иждивенец — об этом сказал ему каймакам в доверительной беседе. На это намекал и садразам. Об этом, не стесняясь, говорил хан Девлет-Гирей. Султан не принял плана короля — он опасался сообщить об этом Карлу, боясь, что эта весть повергнет короля в неописуемое бешенство...
— Султан внял моим доводам, — упоённо продолжал Карл. — Конечно, визирю следовало бы повести армию к Бендерам — это более соответствовало
«Боже мой, — думал тем временем граф, — он уже говорит «мои войска». И мне придётся отрезвить его, иначе бесплодные мечтания завладеют всем его существом».
Но король был так воодушевлён и так красноречив, что у Понятовского язык не поворачивался остановить его вдохновенный монолог. Он всё ждал, что Карл наконец иссякнет и тогда можно будет говорить.
Король, однако, и не думал умолкать. Его можно было понять: он изнемог от бездельного и бесцельного сидения под стенами Бендерской крепости. Его деятельная натура жаждала бури и натиска. Он жаждал высоты, с которой его низвергла злая судьба. Наконец-то, казалось ему, султан откроет ему его главное поприще, и он вынет меч из ножен. Война могла не только возвратить Турции Азов и Таганрог, открывшие России дорогу в Чёрное море — турецкое море, но и подчинить ей весь юг, лежавший во владениях царя...
Наконец король выговорился и замолк. Понятовский поспешил воспользоваться этим.
— Ваше величество, — осторожно начал он, — великий визирь Балтаджи Мехмед-паша получил грамоту султана, в которой тот предлагает ему...
— Ну что, что?! — нетерпеливо перебил его Карл, жаждавший услышать то, что нарисовало ему воображение. — Говорите же, чёрт возьми! А то вы тянете и тянете, словно язык ваш одеревенел.
— Предлагает ему призвать вас в армию... — Язык и в самом деде плохо повиновался Понятовскому; он предвидел взрыв и боялся его, понимая, что сейчас нанесёт самолюбию короля нестерпимый удар.
— Граф, вы стали несносны! Что с вами? Я жду. Ну же!
— ...в качестве главного советника при визире, — наконец закончил Понятовский.
Он ждал вспышки гнева, ругани — король был великий ругатель, топанья ногами. Но Карл неожиданно миролюбиво произнёс:
— И с этим вы явились ко мне, граф? Неужели этот турецкий индюк мог осмелиться предложить такое мне? Мне! Королю шведов?!
Он замолк и тяжело плюхнулся в кресло. Морщины на его лице сошлись, он весь побагровел, казалось, вот-вот с ним случится удар. Чуть подавшись вперёд, он в упор спросил Понятовского:
— Как вы могли, граф, не то что высказать мне оскорбительное предложение визиря, но даже согласиться передать его?! Как вы могли промолчать, не отвергнуть, не возмутиться?!
— Я всего лишь слуга вашего величества, — голосом, дрожавшим и от возмущения и от гнева, вымолвил Понятовский. — В турецком стане, представляя вашу особу, я тоже своего рода невольник. Я пробовал сказать садразаму, что такое предложение не для вашего королевского величества. Но он сослался на то, что оно исходит от самого султана. Таким образом, и я был поставлен в унизительное положение, в котором, увы, нахожусь и поныне.