Жестокая красота
Шрифт:
— Я пришла к Мередит Дивайн, — сказала я медсестре, ответившей на другом конце линии.
Когда повесила трубку, зажужжал дверной замок. Сделав пару шагов, я оказалась в широком бледно-зеленом коридоре. Воздух пропитался запахами прогорклой еды, конфет и аммиака. Я заметила очередную табличку: «Зона повышенной опасности. Будьте внимательны».
Я обернулась и стала наблюдать, как широкая дверь встает на место. Меня охватило сильное желание открыть ее, спуститься вниз и бежать на стоянку.
Нельзя.
Раздался тяжелый щелчок. Итак, путь назад отрезан. Следующая цель — пост медсестры. Что ж, по крайней
Я пошла по коридору. На ближайшей банкетке сидела молодая женщина. Она выглядела так, будто перенеслась сюда из восьмидесятых. Пациентка раскачивалась взад-вперед, опустив голову. Длинные волосы закрывали ее лицо целиком. Я приблизилась к посту и расписалась в журнале учета. В кабинете со стеклянными стенами на стульях, поставленных в круг, расположилась группа людей. Кажется, они участвовали в дискуссии, и вел ее мужчина в брюках цвета хаки и застегнутой на все пуговицы рубашке. Остальные были одеты в простые серые пижамы, как и женщина в коридоре.
— Вы хотите повидать Мередит Дивайн? — осведомилась сестра.
На лацкане ее халата поблескивал бейджик с именем Латиша. Когда она произнесла имя моей мамы, ее взгляд слегка потеплел.
До того как мама заболела, она работала медсестрой в амбулаторном отделении клиники в Эппл-Вэлли. Ее вызывали сюда, в главный лечебный центр, когда у доктора Коннорса возникала потребность в дополнительном персонале для замены отсутствующих сотрудников. Уверена, здесь бурно обсуждали новость о новом статусе Мередит Дивайн. Узнай мама, что о ней судачат, она умерла бы от стыда. Репутация значила для нее все.
Я кивнула.
— Мне не обязательно встречаться с ней, хотя… Наверное, я не вовремя. Похоже, у вас групповое занятие.
— Чепуха, деточка, — заявила Латиша. — Мередит их не посещает. Ну а насчет визитов родственников, это именно то, что ей прописал доктор.
— Верно, — услышала я голос доктора Коннорса.
Откуда он взялся? Коннорс держал в руке бювар и был облачен в слаксы и свитер, который красовался на нем в прошлогодний День благодарения. Тогда он заехал к нам на памятный семейный обед. Сейчас, согласно обстановке, Коннорс набросил на плечи белый халат. Доктор приветливо мне улыбался, однако по выражению его глаз я поняла, что ситуация достаточно печальна.
— Как дела у твоего отца? Я звонил вниз. К сожалению, я очень занят и не смог подойти к нему.
— Без изменений.
— Ясно.
Он прокашлялся.
— Она просила, чтобы ее отвели к нему? — спросила я.
— Нет. Я надеялся, что… — Он еще раз прокашлялся. — Пойдем со мной, Грейс.
Я последовала за ним, прежде чем сообразила, что мы шагаем прямиком к палатам, а не в комнату для посещений. Я все еще сомневалась, что готова к встрече с мамой. Доктор оглянулся и выжидающе посмотрел на меня. Я догнала его.
— Грейс, в данном случае… в общем, так будет лучше.
— Что… — я прикусила губу. — Что с ней?
У мамы всегда наблюдалась тенденция к ОКР, [4] которая усиливалась, когда дома возникало напряжение. Например, если дела обстояли совсем плохо, она упорно представляла себе, что все просто идеально. А после бегства Джуда ее заболевание обострилось. Она выработала собственный, «дизайнерский», стиль биполярного расстройства: [5] из маниакально заботливой матери она превращалась в Королеву Зомби. В такие дни она была одержима
4
ОКР — обсессивно-компульсивное расстройство, невроз навязчивых состояний, когда у больного появляются навязчивые или пугающие мысли и он постоянно пытается избавиться от вызванной ими тревоги.
5
Биполярное расстройство — ранее известно под термином «маниакально-депрессивный психоз».
Доктор Коннорс остановился перед больничной палатой. Под номером на двери висела табличка с именем и фамилией мамы.
— Я давно знаю Мередит. И она была для меня своего рода спасением. Однако у нее всегда наблюдалась склонность создавать вокруг себя видимость совершенства, скажем так, некий фасад. Этот механизм очень сложен. Как я выяснил на основе наших прошлогодних консультаций, ее мир постепенно начал распадаться. Сейчас что-то — и неважно что — разрушило ее реальность, и она больше не может совладать с ней.
Коннорс открыл дверь, и я увидела ее, впервые за неделю. Она сидела на кровати и смотрела на серое пятно на противоположной стене. Как и на остальных пациентах, на ней была серая пижама, причем на брюках отсутствовала резинка. На ногах болтались тапочки. В прошлом мама даже под страхом смерти не напялила бы подобный «наряд». Ее некогда красивые волосы свисали немытыми патлами. Она осунулась. Интересно, когда она ела в последний раз?
— С тех пор как ее поместили сюда, она отказывается по собственной воле покидать палату, — пояснил доктор. — Она игнорирует групповую терапию и не посещает столовую. Со мной она не обмолвилась ни словом.
Я по-настоящему испугалась. Мама была такой… безучастной…
— А ей станет лучше?
— Только когда ее рассудок примет истинную реальность. Как часто говорил твой отец: «Правда освободит тебя». Вот что предстоит осознать твоей маме. Она абсолютно потеряна. И пока она не найдет новую точку опоры, и ментальную, и эмоциональную, ее разум будет функционировать только таким образом.
Я кивнула. Значит, от мамы требуется только одно: сообщить врачам, что она согласна с тем фактом, что ее старший сын — вервольф, а дочь — охотница за демонами? Конечно, после этих заявлений о выходе из психушки можно и не мечтать.
— Побудьте наедине. У тебя есть около четверти часа.
Я взглянула на часы, убеждая себя в том, что у меня действительно мало времени. Сил у меня хватало лишь на короткий визит. А может, их вообще не было…
— Хорошо, что ты пришла, — вымолвил доктор Коннорс, легонько подтолкнул меня вперед и закрыл за мной дверь.
Я почувствовала себя пойманной в ловушку.
Мои часы отсчитали три бесконечные минуты, пока я решала, что мне предпринять. Мама не шевелилась.