Жестокая охота
Шрифт:
В это раннее утро Костя шел на кладбище, чтобы положить букетик цветов на могилу родителей. Он по-прежнему работал грузчиком на станции и жил все в той же каморке в здании старого пакгауза.
Но только с некоторых пор Костя начал замечать, что за ним следят. То чья-то тень мелькнет за тусклым окном каморки в вечерний час, то встретится неожиданно среди вагонных завалов на запасных путях подозрительного вида личность в надвинутой на глаза кепке и поторопится исчезнуть за станционными постройками.
А однажды, поздним вечером, в дверь каморки постучал тот самый щуплый тип из
— Наше вам, малыш! Зайти можно?
— Заходите…
— Почему так официально? Ах да, мы ведь с тобой не знакомы. Держи пять! — он протянул Косте руку. — Мы с тобой тезки, малыш. Меня тоже Костей кличут.
— Очень приятно… — демонстративно не замечая ладони незваного гостя, ответил подросток.
— Ой, ой, какие мы гордые! — нимало не смущаясь весьма прохладным отношением к своей личности, заерничал щуплый. — Лады, хозяин-барин. Обойдемся без трали-вали. Я к тебе по делу, Костя. Присесть можно?
— Пожалуйста.
— Эх, клево… — щуплый блаженно развалился на стуле. — Устал, как пес. А у тебя тут ничего, уютно.
— Я вас слушаю, — не стал поддерживать разговор Костя.
— И то верно, — согласно кивнул щуплый. — Время — деньги. У меня есть к тебе одна просьба… Знаешь, малыш, не везет мне в личной жизни. Женился — и неудачно. Развелся с женой, а она меня из квартирки того… в общем, вытурила. А монатки мне свои девать некуда. Так я хотел тебя попросить об одной услуге: пристрой пару чемоданов с моим барахлишком у себя. Тут места вполне хватит. Нет, нет, ненадолго! — заторопился он при виде нахмурившегося Кости, который отрицательно покачал головой. — Пока не подыщу себе угол. Я сейчас у друзей ночую, но там теснота: дети, жена и все такое прочее. Не хотелось бы и вовсе стеснить их своими сундуками. Ну, что, договорились?
Костя было заколебался — что такое не иметь пристанища, крыши над головой, ему было достаточно хорошо известно. Но все же он так и не смог одолеть в себе неприязнь к этому скользкому и нахальному типу.
— Извините, ничем помочь не могу. Сдайте вещи в камеру хранения. Там они будут в полной сохранности. А сюда может зайти любой.
— Ты упрямый… — криво ухмыльнулся щуплый. — Ну что же, покеда, тезка. — Угрожающие нотки зазвучали в его голосе. — Жаль, очень жаль…
— Деньги свои заберите, — невозмутимо выдержав недобрый взгляд щуплого, Костя сунул ему в руки газетный сверток.
Тот, не гладя, положил сверток в карман и, не прощаясь, вышел из каморки.
После этого посещения подозрительные соглядатаи больше не тревожили Костю. Он было успокоился и начал забывать эту неприятную историю, но однажды, на перроне вокзала, за ним увязалась толпа подростков. Эти великовозрастные бездельники постоянно кучковались в небольшом привокзальном скверике, где лакали прямо из горлышка дешевое крепленое вино и дулись в карты “под интерес”. И быть бы драке, но на тот час, к счастью, подошли грузчики, с которыми Костя работал, — после смены они обычно пили пиво в привокзальном буфете. При виде широкоплечих здоровяков, которые сами были непрочь почесать кулаки, разудалая компашка, подогретая изрядной порцией спиртного, сочла за лучшее поспешно ретироваться. Это происшествие
На кладбище в эту раннюю пору было пустынно и тихо. Только у одной из могил, неподалеку от центрального входа, сидел на крохотной скамеечке какой-то мужчина, отрешенный и задумчивый. Костя прошел вглубь кладбища по широкой и чисто выметенной аллее к могилам родителей. Осторожно, будто боясь потревожить вечный сон отца и матери, положил цветы на могильные холмики, аккуратно пригладил еле видимые глазу бугорки, выдернул несколько травинок, которые упрямо пробивались сквозь щели плотно подогнанных друг к другу плит, обрамляющих могильные скаты. Уселся на скамью и надолго застыл, стараясь не дать воли горестным чувствам, увлажнившим его глаза.
Звуки чьих-то осторожных, крадущихся шагов нарушили тишину кладбища. Костя встрепенулся и, все еще во власти воспоминаний, недоумевающе посмотрел на берущих его в кольцо парней. И тут же вскочил, наткнувшись на знакомый прищур Вевы и самодовольную мину щуплого “тезки”.
— Какая встреча! — щуплый показал в ухмылке гнилые зубы и подошел к Косте. — И в таком интересном месте… Здорово! Чего молчишь? Не рад? Напрасно.
— Что вам от меня нужно?
— Понимаешь, у нас тут разговорчик один к тебе имеется. Так сказать, по душам.
— О чем?
— Не просекаешь, значит? Объясню. Должок за тобой числится, малыш. Забыл? А вот Вева и Фуфырь помнят. Надо платить, малыш, надо. Такова жизнь.
— Только не здесь… Я вас прошу. Не нужно… здесь.
— Почему? Место вполне подходящее. Гы-гы… Уютное местечко, я бы сказал, для нашего разговора.
— Я вас очень прошу!
— Что ты с ним баланду травишь, Фонарь! Я эту падлу сейчас по уши в землю вобью! — Велосипедная цепь сверкнула звеньями в руках Вевы, и Костя едва успел увернуться.
Поднырнув под Веву, он резким движением швырнул его, словно мешок, на щуплого Фонаря, который едва удержался на ногах. Коротким, хлестким ударом Костя успел опередить и второго, с какой-то замысловатой татуировкой на груди, попытавшегося достать его обрезком толстого бронированного кабеля. Фуфырь, с такой же цепью в руках, как и у Вевы, видимо, вспомнив их первую встречу в каморке, с перепугу шарахнулся в сторону, тем самым освободив Косте дорогу к центральной аллее кладбища. На бегу влепив прямой удар в челюсть еще одному из своры подонков, он перепрыгнул через чью-то могилу — и со всего размаху грохнулся на землю: Фонарь все-таки достал его железным прутком.
Боль обожгла спину, на какое-то мгновение помутив сознание, но тут же, извернувшись, Костя вскочил на ноги и молниеносно ткнул головой в лицо Фонаря. Тот охнул от неожиданности и, выпустив из рук пруток, упал навзничь. Лицо его залила кровь, хлынувшая из носа и рассеченной брови.
И это было последнее, что увидел Костя, — над его головой взметнулась чья-то рука, и вороненые шипы кастета, содрав кожу с виска, бросили онемевшее от внезапного шока тело в небытие…