Жестокая справедливость
Шрифт:
– Я не смогу. Это выше моих сил. Я же все-таки ее муж. Могу не сдержаться… Скорее всего, не сдержусь. Поставь себя на мое место.
Лагутин покачал головой:
– Не получится. У меня нет жены.
– Тогда просто войди в положение, – пробормотал Леонид. – Мне и так тяжело, хотя я стараюсь не показывать. Эта тварь с первым встречным путается, да еще на глазах у другого. Что же мне теперь, тебе замену искать? Доведи дело до конца, Антон, прошу. Если настаиваешь, я гонорар повышу.
– Не нужно повышать.
– Ты отказываешься?
– Я согласен, – сказал
– До завтра, – поправил его Леонид. – Я сегодня в командировку уезжаю. Уже сообщил жене. Пусть чувствует себя раскованной.
Улыбка, завершившая тираду, вышла жалкой. Лагутин не стал предлагать собеседнику улыбнуться заново. Пожал плечами и покинул кафе.
Настроение было пакостное. Идя по улице, Лагутин думал о том, что больше не хочет выполнять грязную работу для других. Он наивно полагал, что тем самым обретает независимость, а на самом деле надел себе на шею ярмо. Где та свобода, о которой он мечтал? В кого он превратился? В беспринципного подонка? В соглядатая? Следит за людьми за деньги, а потом ломает им жизнь. Взять хотя бы ту же Наташу. Ну не нравится ей супруг. И Лагутину он категорически не нравится. Зачем же закладывать? За две тысячи долларов? А у женщины вся жизнь под откос пойдет.
Нет, так нельзя!
Выбрав местечко потише, Лагутин уселся на скамейке под липой, отогнал наглых жирных голубей, вознамерившихся клевать его туфли, и позвонил Леониду.
– В чем дело? – недовольно спросил тот. – Что еще не ясно? Я уже в пути.
– Я отказываюсь, – сказал Лагутин. – Дальше сам. Тысячу оставь себе. Половина работы сделана. Мы в расчете.
– С ума сошел, Антон? Ты меня без ножа режешь!
– Я не режу, – резонно возразил Лагутин, который некоторые вещи воспринимал слишком буквально.
– Подумай о своей репутации! – убеждал Леонид.
– Уже подумал. Она мне не нравится. До свиданья.
– Стой! Не выключай телефон! Я же не успею никого больше подыскать.
– И не подыскивай. И так все ясно. Короче, сам со своей женой разбирайся.
– Ты не понимаешь! – перешел на фальцет Леонид. – Она не только шашни за моей спиной заводит, она еще меня и обкрадывает. Это с виду она такая миленькая. В действительности – мерзавка редкостная.
– Она не моя жена, – сухо напомнил Лагутин. – Ваши отношения меня не касаются.
– Пять тысяч, – прозвучало в трубке. – Долларов.
– Нет, Леонид. Извини.
– Десять тысяч.
Лагутин отвел палец от кнопки выключения мобильника. Он молчал, прикидывая, что до намеченной сумы ему не хватает двадцати тысяч. Если удастся выгодно сбыть машину, то останется наскрести сущие пустяки.
– Пятнадцать! – выкрикнул Леонид. – Где ты еще такие бабки за полчаса работы срубишь?
– Нигде, – согласился Лагутин. – Щедрое предложение.
– Говорю же, ты меня без ножа режешь. У Наташки характер переменчивый. Сегодня она клюнула, а завтра Андрюшу подальше пошлет. И что тогда? Опять случая ждать?
Было самое время потребовать за свои услуги те самые двадцать тысяч, которых недоставало для переезда в Испанию. Но это был бы перебор.
– Ты сам предложил, – сказал он.
– Сам, сам, – поспешно произнес Леонид. – Не бойся, не обману.
– Тебе лучше не знать, чего я боюсь, – сказал Лагутин. – Такое тебе в страшном сне не привидится.
– Ты согласен? – перебил Леонид. – Уговор в силе?
– В силе. Сделаю.
– Потом отзвонись. Пока.
В том, как попрощался Леонид Марков, было что-то барское, но Лагутин не стал придираться ни к интонации, ни к словам. Камень с души не свалился, зато сделался вполовину легче. Терпимо. Последняя ходка – и на свободу с чистой совестью. Через неделю Лагутин окажется очень далеко отсюда. Все будет впервые и вновь. Научился жить без воспоминаний о войне, забудет и эти похождения. Все, что для этого необходимо, – кардинальная перемена обстановки и образа жизни. А квартиру он продавать не станет, ни в коем случае. Придавит ностальгия или не приживется в Барселоне, так отступит на заранее подготовленные позиции. Так что стратегия разработана, осталось совершить пару тактических маневров.
Лагутин сверился с таймером, сел за руль и поехал к Наташиному офису, чтобы не упускать ее «Ауди» из виду. Адрес явочной квартиры ему был известен, и ключ имелся, однако, когда ты впутываешься в темную историю, нужно смотреть в оба. Кто его знает, Леню Маркова? А вдруг он какую-то подставу готовит? Если Лагутин заметит еще одну слежку за Наташей, то в пентхаус его ни за какие коврижки не заманишь.
Около часа он наблюдал за «Ауди» и прилегающей территорией, потом смотался по указанному адресу, проник в квартиру, проверил, не скрипят ли двери и ступеньки с верхнего уровня на нижний, осмотрелся и возвратился на исходную позицию. «Хвоста» он не обнаружил. Зато увидел кое-кого еще.
Лагутин пригляделся, проверяя, не обознался ли он, не принял ли за Дашу другую девушку. Это была она, он не ошибся. Одетая в пушистый костюм кролика или зайца, она прогуливалась возле зоомагазина «Наши любимцы», раздавая листовки. Вид у нее был нелепый и несчастный. Таская по тротуару здоровенные заячьи лапы, она время от времени отбрасывала маску, чтобы вытереть пот и взъерошить волосы, слипшиеся под меховой шапочкой. На другом углу торчал такой же «заяц», но мужского пола и ушлый, обменивающийся с пешеходами шутками-прибаутками.
Лагутин заставил себя отвести взгляд. Судьба Даши и обстоятельства, выгнавшие ее на улицу, его не касались… не должны были касаться. Он посмотрел на нее. Ее обступила стайка уличной шпаны, зубоскалящей над ее нарядом. Один дергал торчащие уши, другой делал вид, что собирается пристроиться к Даше сзади, чтобы поиметь ее по-кроличьи. Им было весело. Девушка безуспешно пыталась вырваться из окружения.
Заяц мужского пола, вместо того чтобы прийти напарнице на помощь, благоразумно скрылся за углом. Из магазина тоже никто не вышел. Выругавшись, Лагутин выбрался из «Хюндая». Он поймал одного остроумца за ухо, развернул к себе лицом и скучно произнес: