Жестокие ангелы
Шрифт:
— Здесь. — Амеранд скривился от боли, но вытянул руку, обнаружив узкую чёрную щель, образовавшуюся между камнем и корпусом корабля.
Я сглотнула и прижала ладонь, в порядке опыта, к изогнувшейся над головой оболочке.
— Над нами по крайней мере не меньше пары сотен фунтов.
— Если это освободить от камня, — сказал он. — Как вы думаете, что можно использовать в качестве клина?
Я подняла руки, обтянутые перчатками. Он пристально посмотрел на них, потом на меня.
— Они бронированы. Наши учёные, разрабатывающие материалы, очень
— Прекрасно!
Я передвинулась. Болела каждая клетка моего тела, но мне удалось переставлять ноги, не задыхаясь при этом от боли. Лишь слегка стонала. В рамках допустимого, чтобы не проявить себя недостойно. Амеранд вытащил одну ногу, потом другую и подтянулся, держась за край ложемента. Так чтобы, решительно прижавшись к камню, надавить плечом на корпус корабля.
— Готовы? — спросил он.
Я пристроила самые кончики пальцев у нитевидной расщелины.
— Готова.
Амеранд напрягся. Вскрикнул. Резкое движение вверх. Нас оглушил громкий треск, напоминающий звук падения огромного дерева. Медленно корпус корабля отделился от камня.
Воздух. Чудесный прохладный воздух хлынул на нас вместе с потоком ярко-жёлтого света. Я протиснула пальцы в образовавшееся пространство и молилась. Амеранд закричал. Пространство стало шире, я развела руки по сторонам и стала протискиваться дальше. Рядом со мной часто и тяжело дышал Амеранд. Когда я слегка повернула голову, то увидела, что его лицо перепачкано грязью, смешанной с потом и кровью.
Я удержала пару сотен фунтов разбитого корабельного корпуса на своих руках. Если бы наши специалисты в области технологий оказались не столь успешны, как предполагалось, я была бы наказана, получив увечья по всему телу.
Амеранд снова собрался с духом, но до того, как он успел надавить, вокруг раздался треск разлетающегося металла. Корпус разогнулся и развалился по сторонам, и мы стояли, щурясь от света и тепла на портовой площади Обливиона.
Перед нами выстроилось полдюжины мужчин. Клерки. Одетые в чёрные пиджаки с высокими воротами. Поскольку их изрядно укоротили, они стали больше походить на туники, чем на пальто. Руки, обтянутые чёрными перчатками, сжимали чёрные пистолеты, нацеленные на нас. Глаза излучали холодный блеск и смотрели отрешённо.
Клерки ничего не сказали. Оружие лязгнуло, когда они взяли его на изготовку.
Сдаваясь, я подняла руки, в которых пульсировала боль.
— Кто вы такие? — охрипшим голосом спросил Амеранд.
Они не ответили. Один из них указал на пол рядом с собой. Медленно сдвинувшись с места, я опустила колено на зазубренный край дыры, которую мы проделали, и вытолкнула себя наружу. Амеранд, не сводя пристального взгляда с этих странных, милитаризированных клерков, сделал то же самое.
Пятеро из них направили на нас своё оружие. Шестой прошествовал по крапчатому гранитному полу, отполированному до зеркального блеска, и дотронулся до пары золочёных дверей, которым было бы само место во дворцах Фортресс. Они распахнулись. Клерк посторонился и кивнул нам.
Его
Я обрадовалась. Не хотелось, чтобы он дал этим молчаливым клеркам повод выстрелить.
Они окружили нас: двое встали спереди, двое — сзади и по одному — с каждой из сторон. В их движениях присутствовала какая-то мрачная, зловещая выверенность, чёткость, определённость. И ни единого звука. Лишь слабый стук подошв их ботинок по каменному полу. Они не смотрели друг на друга. Только на нас. Им и не надо было. Они прислушивались к голосам, звучавшим у них в головах.
Клерки шагали вперёд, и у нас не было другого выбора, как только следовать за ними.
Я раньше видела светокопии и фотографии Обливиона. Масса узких тоннелей, заполненных одиночными камерами. Существовавшие там открытые, свободные пространства были построены с охраняемыми караульными помещениями в центре, чтобы обитатели никогда не оставались без надзора. И это, конечно, не считая экранов, дронов и сторожей в броне.
Всё это теперь исчезло. Испарилось. Взору открывалась совершенно иная картина. Мы шли по главной улице. С левой стороны тянулась низкая стена, вырезанная из того же крапчатого камня. Под нами простирался сад, усаженный цветущими кустарниками и карликовыми деревьями. По круглым камешкам сбегал, журча, ручеёк и струился до середины лужайки, которая зеленела травой и пестрела полевыми цветами. Я уловила запах лимонов и роз.
Май Эразмус сидела на покрывале, расстеленном прямо в саду, держа на коленях своё дитя и наслаждаясь летним солнцем. Идеальная картина. Пастораль, изображающая блаженство. Май подняла голову, когда мы проходили мимо, и её глаза расширились от удивления. Она попыталась расшевелить малышку, лежавшую у неё в объятиях, чтобы та посмотрела в сторону, куда указала и помахала рукой её мать.
Она улыбнулась мне и помахала снова, но нас завели за угол.
Я обратила взгляд на Амеранда. Он сурово смотрел прямо перед собой. Лицо побледнело под слоем грязи и крови, и в сплетённых на затылке пальцах резко выделялись белые костяшки. Я даже боялась себе представить, какие чувства он испытывал.
Должно быть, на это ушли годы. Должно быть, совершили дюжины полётов туда-обратно. Теперь я знала, что именно было стёрто из записей, которые я посылала Мисао.
Военизированные клерки вели нас через пещеры, в которых были устроены сады и парки. Избранные члены Кровавого рода смеялись и резвились на своей со вкусом и изяществом обустроенной игровой площадке, исследуя новые владения. Их было не много. Я насчитала около тридцати. Если постараться быть точной, взрыв, который должен был осуществить Амеранд на Фортресс, унёс бы жизнь по крайней мере семисот пятидесяти человек. И это не считая клерков и слуг, которых, я абсолютно уверена, никто в расчёт и не брал.