Жестокие игры

Стивотер Мэгги

— Иду в конюшню Малверна.

— Ну, выглядишь ты просто отлично.

Я открываю дверь. Снаружи — нежное и мягкое утро, пахнущее древесным дымом; оно настолько же чудесно, насколько плохо было вчерашнее.

— Я знаю.

Я надеваю на спину свой школьный рюкзачок и беру велосипед, потому что Дав заработала выходной, если она вообще что-то заработала; и я еду через это благословенное утро к конюшне Малверна.

Добравшись туда, я застаю ту же самую бурную деятельность, как и в прошлый раз. Конюхи с лошадьми отправляются

на пастбище, наездники выводят чистокровок, чтобы заставить их размяться как следует, работники конюшни подметают мощеный двор…

— Кэт Конноли! — окликает меня один из конюхов. — А Шона Кендрика здесь нет.

Я и не ожидала что он здесь будет, но все равно мне не нравится, как это произнесено. И всеже я отвечаю:

— Я вообще-то ищу Бенджамина Малверна.

— Он там, в доме… а он тебя ждет?

— Да, — киваю я, потому что если он и не ждал меня до этой минуты, то все равно будет ждать, когда я войду.

— Ага, ну, тогда позволь… — говорит конюх.

Он открывает ворота передо мной и моим велосипедом.

Я благодарю его и веду велосипед к дому Малверна. Дом стоит прямо перед конюшней, и это огромное, величественное старое строение. Как и сам Малверн, дом производит впечатление, он кажется могучим, хотя и не слишком красив. Я прислоняю велосипед к стене, подхожу к парадной двери и стучу.

Довольно долго внутри царит тишина, а потом дверь открывает сам Бенджамин Малверн.

— С добрым утром, — говорю я и прохожу мимо него в вестибюль.

Здесь голо и пусто, лишь высокий гладкий потолок да маленький столик на одной ноге у стены. За вестибюлем сквозь открытую дверь я вижу гостиную и одну-единственную чашку, стоящую в центре покрытого белой скатертью стола.

— Я как раз пил чай, — говорит Малверн.

— Значит, я вовремя, — отвечаю я.

Я не собираюсь ждать, когда он меня пригласит, и прямиком прохожу в гостиную. Она, как и вестибюль, почти абсолютно пуста. Только круглый стол в центре комнаты с высоким потолком да бронзовые светильники на стенах. Я гадаю, не размышлял ли здесь Малверн о том, выплюнет ли когда-либо море обратно на берег пегую кобылу или Мэтта Малверна. Я сажусь на стул напротив того, на котором явно сидел Малверн.

Губы Бенджамина Малверна приходят в движение.

— Молоко и сахар?

Я складываю руки на столе и смотрю на него в упор.

Я выпью то же, что пьете вы.

Он слегка приподнимает брови, прежде чем калить мне чашку своего странного чая. Придвинув ее ко мне, он садится напротив и откидывается на спинку стула, скрестив ноги.

— Почему это ты врываешься в мой дом, как ураган, Кэт Конноли? Это довольно бесцеремонно.

— Не сомневаюсь. Но у меня было три причины прийти сюда, — отвечаю я.

Я подношу чашку к губам, и Малверн наблюдает за мной. Я закрываю один глаз. Чай на вкус таков, что кажется — пьешь лепешку или облизываешь ковер.

— Три моих желания.

— Не

много ли?

Я сую руку в свой рюкзачок и выкладываю на стол маленькую стопку банкнот.

— Первое, что мне хотелось бы сделать, так это полностью рассчитаться с вами за дом.

Малверн смотрит на деньги, но не прикасается к ним.

— А второе?

Я подчеркнуто делаю еще глоток чая. Большой глоток.

— Мне бы хотелось, чтобы вы дали мне работу.

Он ставит свою чашку.

— И чем именно ты предполагала бы заняться?

— Думаю, для начала я могла бы чистить стойла и прогуливать лошадей, что-то в этом роде, и думаю, неплохо бы с этим справлялась.

Малверн изучает меня взглядом.

— Работу на этом острове получить нелегко, ты это знаешь.

— Да, мне так говорили, — отвечаю я.

Бенджамин Малверн потирает пальцем верхнюю губу и смотрит на пустой потолок над нами. По штукатурке пошла тонкая трещина, и Малверн хмурится, рассматривая ее.

— Думаю, это можно уладить. А что за третья вещь, которую тебе хотелось бы?

Я тоже ставлю чашку и смотрю на Малверна, пристально смотрю. Если я когда-нибудь и выглядела устрашающе, так это в данный момент.

— Мне бы хотелось, чтобы вы продали Шону Кендрику Корра, хотя Шон и не выиграл.

Малверн кривится.

— Мы с ним заключили сделку, и он это знает.

— От этой лошади вам теперь никакого прока, и вы оба прекрасно это знаете. И что бы вы стали делать с Корром?

Малверн одной рукой показывает вверх.

Я говорю:

— Значит, вы с таким же успехом можете и продать его. Если только вам не хочется заставить Шона Кендрика помучиться как следует.

Мне хочется добавить: «Как мучил его ваш покойный сынок», но я прикидываю, что это будет уж слишком в данной ситуации.

— Он тебя просил поговорить со мной?

Я отрицательно качаю головой.

— Он и не знает, что я здесь. А если бы знал, ему бы точно было не по себе.

Малверн смотрит в свою чашку.

— Вы с ним — странная парочка. Вы ведь парочка?

— Мы подходим друг другу.

Бенджамин Малверн качает головой.

— Ладно. Пусть так. Я продам его. Но цена не меняется, несмотря на то что лошадь теперь стоит на трех ногах, а не на четырех. У тебя все?

— Я говорила — три вещи, и я их высказала.

— Действительно. Ну, в таком случае позволь мне спокойно выпить чая. Возвращайся в понедельник, и мы поговорим об уборке навоза.

Я встаю, оставив на столе нетронутые банкноты, и выхожу во двор. Ветер несется над самой землей, он приглаживает море и траву на острове и гладит лошадей. Я думаю, он приносит лучший в мире запах.

Глава шестьдесят шестая

Шон