Жестокие игры

Стивотер Мэгги

Я скалю зубы, оглянувшись на репортера.

— Пойдите спросите у Грэттона. Они там всё знают.

Я пытаюсь развернуть Дав так, чтобы оттолкнуть мужчин.

— Пак!

Я поворачиваюсь туда, откуда услышала свое имя, чувствуя холодок внутри… и вижу Шона. В отличие от меня он не протискивается сквозь толпу, а идет как по пустому месту. Зеваки сами шарахаются в стороны, даже не осознавая этого. Шон в одной лишь белой рубашке с рукавами, и он задыхается, так что я на мгновение даже поверить не могу, что это именно

он.

Шон подходит вплотную ко мне, повернувшись спиной к репортеру, и наклоняется. Я очень остро осознаю, что все взгляды устремлены на нас, но Шону, похоже, все равно. Он спрашивает:

— А где твои цвета?

— Гэйб пошел их искать.

— Их дают внизу, на пляже, — говорит Шон. — Так что ты должна получить их там.

— А ты свои уже получил?

— Да. Я подержу Дав, а ты сбегай.

Дав вздрагивает, когда кто-то касается ее крупа. Для нее здесь слишком шумно, слишком много народа. Я тревожусь, что она успеет упасть духом уже здесь, на утесах, задолго до того, как мы спустимся на песок. Я помню, как Пег Грэттон говорила мне, чтобы я никому не позволяла затягивать свои подпруги в день бегов. Но Шон, решаю я, не кто-нибудь.

— Можешь ты заставить их отстать от нее?

Шон коротко кивает.

Я говорю так тихо, что ему приходится наклониться еще больше:

— Спасибо!

Шон втискивается между мной и Дав и надевает на мою свободную руку тонкий браслет, сплетенный из красных лент. И, поднеся эту руку к лицу, прижимается губами к внутренней стороне запястья. Я застываю, как каменная; я чувствую, как мой пульс несколько раз ударяется о его губы, и тут же он отпускает мою руку.

— Это на удачу, — говорит Шон и забирает у меня поводья.

— Шон, — окликаю его я, и он оборачивается.

Я сжимаю пальцами его подбородок и крепко целую его в губы. И вдруг, неожиданно для себя, вспоминаю тот первый день на песчаном берегу, когда вытащила его голову из-под воды.

— На удачу, — говорю я, глядя в его ошеломленные глаза.

Сверкает фотовспышка, слышатся одобрительные крики.

— Хорошо, — говорит Шон, как будто мы только что заключили какую-то сделку и он считает, что все прошло удачно. И, обернувшись к толпе, бросает: — Если вы хотите увидеть бега, вам придется освободить дорогу для этой лошади. Быстро!

Репортеры рассыпаются в стороны, а я иду к тропе на склоне утеса. Прежде чем спуститься вниз, я оглядываюсь через плечо, чтобы найти Шона, и вижу, что он смотрит мне вслед, а вокруг него и Дав — широкое свободное пространство. Я ощущаю остров у себя под ногами и губы Шона на своих губах и гадаю, будет ли удача на нашей стороне сегодня.

Глава шестидесятая

Пак

На

песчаном берегу оказывается куда меньше народа, чем я того ожидала. Это момент перерыва между двумя малыми заездами, и на пляже только те кабилл-ушти, которые участвуют в следующем заезде. Все зрители, которые незадолго до того находились внизу, уже толпятся на утесах, подбираясь к краю обрыва настолько близко, насколько у них хватает храбрости. Небо над ними очистилось и теперь такое темно-темно-синее, каким бывает только в ноябре, а океан справа от меня выглядит как ночь.

Я не могу думать о том, что вскоре и мне придется скакать бок о бок с другими; если начну об этом думать, я не сдвинусь с места.

Я быстро нахожу стол распорядителей бегов — он стоит под прикрытием утесов; двое мужчин в шляпах-котелках сидят за ним, а на столе лежат свернутые, дразняще разнообразные цвета бегов.

Я торопливо шагаю по песку и подхожу к столу как можно ближе, чтобы не пришлось повышать голос.

— Мне надо получить мои цвета, — говорю я.

Я узнаю человека справа; он обычно сидит рядом с нами в церкви Святого Колумбы.

— Для вас ничего не осталось, — отвечает второй распорядитель.

Он складывает руки на стопке тканей.

— Простите, не поняла? — вежливо произношу я.

— Ничего не осталось. До свидания. — Он поворачивается ко второму распорядителю и говорит: — Что вы думаете об этой погоде? Сегодня достаточно тепло.

— Сэр, — окликаю я его.

— Я бы не стал жаловаться на жару, это уж точно, но мошкары наверняка не будет, — отвечает второй.

— Вы не можете просто сделать вид, что меня здесь нет, — говорю я.

Но они могут. Они продолжают говорить о пустяках, игнорируя мое присутствие, пока я наконец не проглатываю свои гнев и унижение и не сдаюсь. Я говорю им, что они — настоящие мерзавцы, но они и на это никак не реагируют, и я возвращаюсь обратно той же дорогой. На полпути к утесам я сталкиваюсь с Гэйбом. Ветер превратил его волосы в настоящее воронье гнездо.

— А где твои цвета? — спрашивает он.

Мне совсем не хочется признаваться ему в поражении, но приходится.

— Они не хотят давать их мне.

— Не хотят?!

Я складываю руки на груди.

— Да неважно. Буду скакать так, без цветов.

Но это все же важно. Пусть и не очень.

— Пойду-ка я сам поговорю с ними, — заявляет Гэйб.

Мне приятно видеть его праведный гнев, хотя я и не думаю, что он чем-то поможет. Но иногда помогает уже то, что кто-то разделяет твои чувства, — это просто глупо!

Я наблюдаю за тем, как Гэйб подходит к столу, но уже по лицам распорядителей, смотрящих на него, мне понятно, что и он другого ответа не дождется. Я повторяю себе, что это не имеет значения. Незачем быть похожей на них. Незачем становиться одной из них.