Жестокие наследники
Шрифт:
— Ты клянешься, что не соглашаешься на меня, потому что, — я задохнулась, когда он подул на мою влажную кожу, прежде чем проложил дорожку поцелуев к другой груди и провёл там языком, — потому что ты чувствуешь, — я задержала дыхание, выдохнула, снова задержала, застонала, — что как бы должен?
Он отпустил мой сосок, прикусив его зубами, и повернул шею, пока его голова не оказалась на одном уровне с моей.
— Как бы должен?
— Из чувства долга перед Котлом и твоим королевством.
Моё напоминание унесло прочь его злобу,
— Амара Вуд, я соглашаюсь на тебя не из-за необходимости или обязательства. И я на сто процентов уверен, что хочу тебя и буду хотеть до тех пор, пока ты не станешь морщинистой и седой.
Я поморщилась.
— Давай не будем говорить о седине.
Его глаза впились в мои.
— Ты передумала насчёт нас?
— Нет.
— Ты уверена на сто процентов?
— Я уверена на тысячу процентов.
Он хмыкнул.
Чтобы доказать свою точку зрения, я положила руки на единственный предмет одежды между нами — его брюки. Я расстегнула пуговицу, затем опустила молнию, мой пульс учащался от моей смелости. После убийства человека раздевать другого, конечно, не должно было быть так страшно, но будь я проклята, если я не была одним гигантским комком нервов. Робко я окинула взглядом гладкую золотистую кожу, переходящую в живот, такой рельефный и подтянутый, что казался спаянным из листов металла. Мои пальцы дрожали, и этого было достаточно, чтобы сдвинуть пояс с острых выступов на талии Римо.
Когда мокрые джинсы упали, кончики моих пальцев коснулись его кожи, и я моргнула, сначала увидев его обнаженную плоть, затем его прикрытые глаза.
— Почему ты… почему ты напал на Кингстона, когда он?..
Его лоб наморщился в замешательстве.
Румянец пополз вверх по моей шее.
— Когда он сказал, что ты… эм… не…
Его хмурый взгляд разгладился, а губы изогнулись в улыбке.
— Хорошо наделён?
— Да, — у меня возникло искушение обмахнуться веером. — Это.
Маленькая пещера наполнилась его пьянящим смехом. Я не знала, как долго это продолжалось, но к тому времени, когда он пришёл в себя, на его ресницах появились настоящие слёзы.
Всё ещё улыбаясь, он сказал:
— Я ударил его, потому что он был ослом, и потому что, как ты сама сказала, я гордый. А не потому, что мое мужское достоинство чувствовало угрозу, — сверкнули его зубы. — Ты переживала?
— Нет.
Палящие Небеса, мне было так чертовски жарко.
Он взял меня за подбородок большим и указательным пальцами и приподнял моё лицо.
— Спасибо тебе.
— За что?
— За то, что всё ещё хотела быть со мной, несмотря на то, что думала, что я буду… не впечатляющим.
Мои нервы расслабились, и румянец прошёл.
— Мне нужны твои сердце и разум.
— Хорошо, что ты получишь и то, и другое, и многое, — его рука упала с моего лица, но не покинула моё тело, — многое другое.
Я попыталась закатить
Он склонил лицо к моему, его взъерошенные волосы упали ему на лоб, и выдохнул моё имя в кончик моего носа, а затем снова в мои приоткрытые губы. Я всё ещё могла только смотреть, только чувствовать, только задыхаться, когда его рот накрыл мой, стараясь не раздражать нежную кожу. Он лизал и ласкал, его язык танцевал у меня во рту, делая выпад, прежде чем выйти.
Когда его пальцы перестали блуждать по моему телу, разочарование смешалось с моим предвкушением. Должно быть, я выразила своё недовольство, потому что он издал низкий смешок, который отдался вибрацией у меня на зубах.
— Ты очень нетерпеливая женщина, — пробормотал он, прежде чем раздвинуть мои губы и снова скользнул языком внутрь, в то же самое время провёл пальцем по моим скользким складочкам.
Я ахнула, и он застонал, его поцелуй стал твёрже вместе с остальным телом. Мои конечности, наконец, пошевелились, и мои ладони скользнули вверх по напряжённым сухожилиям его рук, чтобы опуститься ему на плечи.
Он медленно ласкал меня, и хотя я жаждала более быстрого темпа, это была такая изысканная пытка, что я откинула голову к стене и закрыла глаза. В глубине души мне пришло в голову, что, возможно, мне следует сказать ему, что я никогда раньше ни с кем не была, но его пальцы как по волшебству лишили меня способности говорить. Кроме того, это не имело значения для меня, и не должно было иметь значения для него.
Он провёл по моей шее носом, осыпая её поцелуями, которые становились всё более небрежными по мере того, как он работал надо мной сильнее, ещё больше увлажняя меня. Стремление доставить мне удовольствие сделало его диким. Звуки, которые он издавал, касаясь моей разгоряченной кожи, были скорее звериными, чем мужскими, разжигая нарастающий жар, пока моё освобождение не вспыхнуло и не воспламенило всё моё тело. Это был не первый мой оргазм, но он заставил устыдиться все те, которые я себе дарила.
Прежде чем я даже начала спускаться с вершин удовольствия, он схватил меня за бёдра и оторвал от земли. Мои веки распахнулись. Я закинула ноги ему за спину, а руки — за шею.
— Трифекта… — моё прозвище вызвало прилив тепла к шее.
Я решила, что больше не испытываю к этому ненависти.
Он стукнул кулаком по стене и издал рычание, которое выбило остатки оргазма прямо из моего организма.
— Что?
— Наши Инфинити не работают!
Я нахмурилась.
— Но твоё мужское достоинство работает, верно?