Жестокий лес

Самбук Ростислав Феодосьевич

Спустился с веранды, хлопнул в ладоши, подзывая Андрея, приказал:

— Заведи лошадей в конюшню, мешок с овсом возьми в кладовке, тот, уже начатый!

Увидев Коршуна, гауптман Либлинг широко улыбнулся и протянул ему руку, указал на место напротив себя. Впервые Либлинг обращается с ним, как с равным.

“Еще и не то будет, когда красные накрутят вам хвост”, — неожиданно подумал он и сам удивился: неужели он радуется победам Советской Армии? Нет и еще раз нет! Но эти важничающие немецкие свиньи!..

— Что случилось, герр гауптман?

Такой срочный вызов!

— Ну что вы — вызов! — перебил его Либлинг. — Просто у меня не было другого выхода.

Коршун удобнее устроился в кресле: вот как запели, уважаемые! Бросил сухо:

— Я слушаю вас.

Гауптман разложил на столе карту.

— Вот здесь, — ткнул карандашом в хутор Безрадичи, — сегодня около часа ночи группа русских разведчиков форсировала Горынь. Они сняли наш патруль и углубились в лес. Наверно, двигаются сюда, — нарисовал стрелку. — Обойти ваше острожанское озеро Щедрое им будет трудно. На их пути еще одно озеро — Черное; между озерами приблизительно двадцать километров — зона болот, и только здесь, — Либлинг ткнул палец в карту, — остается проход. Дело очень серьезное. Мы думаем, что им удалось разведать — возможно, частично — систему наших оборонных сооружений. Но есть основания считать, что разведчики не успели связаться со своим командованием.

— Сколько их? — спросил Коршун.

— Четверо или пятеро.

Коршун потер тыльной стороной ладони чисто выбритый подбородок. Начал рассуждать вслух:

— От речки Горынь до Острожан шестьдесят километров. Они уже идут часов семь. По три километра в час — ведь чащоба, больше не сделают, так что до нашего озера еще остается сорок. Ну, тридцать пять… Сегодня днем будут отдыхать — вы же им передышки не давали, — в лучшем случае будут здесь завтра к рассвету, а вернее, в середине дня. Если, конечно, будут…

Гауптман одобрительно наклонил голову.

— Наши расчеты сходятся, — сказал. — И командование рассчитывает на вас, господин Коршун!

Впервые за все время их знакомства — а знакомы они более двух лет, с того времени как Кирилл Жмудь возглавил бандеровский отряд и установил контакты с абвером, — гауптман Либлинг назвал его господином.

Коршун посмотрел изучающе: не смеется ли над ним? Но гауптман был серьезен и даже доброжелателен, и Кирилл успокоился.

— Я помешал вам завтракать, господа! — сказал, повеселев. — Продолжайте! Да и я к вам с удовольствием присоединюсь.

— Но ведь эти разведчики… — попробовал возразить Либлинг.

— Никуда они не денутся! Мы все успеем, — прервал его Коршун самоуверенно. — По территории, занятой моими отрядами, им не пройти!

Это “моими отрядами” вырвалось у него невольно, и Коршун на миг смутился. Чтобы скрыть неловкость, высунулся в окно и крикнул:

— Северин, иди-ка сюда! Составь нам компанию!

— Иду! — отозвался из конюшни Северин Романович. — Иду. Куда только этот разбойник подевался? Андрей, где ты, сукин сын? Коней купать пора!

— Оставь своих коней… —

недовольно сказал Кирилл. — И вели жарить яичницу, а то на столе все остыло.

Подстегнутый кнутом жеребец поднялся на дыбы, замутив воду.

— У-у, черт придурковатый! — захохотал Гришка, отскакивая. — Я тебя сейчас!.. — Он еще раз замахнулся кнутом, но Андрей перехватил руку.

— Не надо, это же зверь! Если его бить, совсем осатанеет! Гришка недовольно опустил кнут. Сплюнул сквозь зубы.

— Сам знаю, — процедил презрительно. — Не твое дело! Мой конь, что хочу, то и делаю!

Андрей насупился:

— Но спросят с меня! А ты только и знаешь, что отцу жаловаться. Что вчера говорил? Андрей, мол, коней заездит, ему что — не свои, хозяйские.

— А что, неправду сказал?

— Еще раз скажи, — пригрозил кулаком Андрей, — не посмотрю ни на что!

Григорий отступил, похлопал по воде ладонями.

— Ой-ой, не очень-то заносись!

Андрей угрожающе двинулся к нему, но Гришка голым пузом бросился на воду, обрызгав Вороного и Андрея, сказал примирительно:

— Разошелся! Я ведь так, не со зла…

— Смотри мне! Я ведь точно знаю, кто нашептывает отцу…

Не ожидая ответа, побежал, высоко поднимая колени и разбрызгивая воду. С разгону вскочил на Серка, распластался голым телом по спине коня, обхватил руками шею. Серко скосил на него большой синий глаз, фыркнул и пошел на глубину, довольно заржал, весело, задорно, будто бы озорным жеребенком.

Купая коней, Андрей время от времени поглядывал на берег: не появятся ли в конце улицы белые кобылы Демчуков? Еще вчера Филипп говорил, что утром поедут с отцом за дровами. Уже перевалило за полдень, а их все нет. А Филипп ему так нужен!

Хата Демчуков — вторая от озера, приземистая, с маленькими окошками, крытая полусгнившим тесом. Тес порос мхом, и Демчук иногда грустно шутит, что зеленый цвет крыши роднит его жилище с домом Жмудя.

Андрей видел, как между хатой и сараем мелькнул синий платок тети Катри, матери Филиппа, — наверно, побежала доить корову.

Он соскочил с Серка, лениво обрызгал коня водой. Любил купать лошадей, но сейчас было не до этого. Смотрел, как плещется в воде Гришка.

Счастливый Гришка: каждую осень отец отвозит его в город в школу. Когда еще была жива мать Андрея, Северин Романович поклялся, что выучит и племянника; мать плакала перед смертью, просила брата Северина, а он сказал, что слово его твердое.

Мать отписала Северину Романовичу все их добро. Правда, добра того было — хата, корова да свинья, но дядька не выполнил пока своего обещания. В первую же осень, собираясь отвозить Гришку в школу, сказал Андрею:

— Не выходит в этот раз. Я говорил там, — неопределенно махнул рукой, — но отказали. Вот разобьют немцы красных, тогда уже…

Андрей глядел на дядьку широко открытыми глазами и еще не верил.

— Вы же обещали матери… — начал, сжав кулаки. — Договорились, что за деньги от хаты…