Жестокий маскарад
Шрифт:
— Тебе холодно?
— Нет, что ты, — быстро проговорила Вирджиния.
— Накинь шаль, когда мы пойдем обедать… — Он оттянулся и осторожно направился к ванной.
Она не стала помогать ему — Брент уже дал ей понять, что не хочет ни от кого зависеть. Минуту спустя он вернулся.
— Я готова, — сказала она, стараясь казаться спокойной. — Идем?
— Да. — Он потянулся к ее руке, нащупал ремешок часов и пробормотал: — Черт, а где я оставил свои?
—
— Знаешь, Вирджиния, ты сильно изменилась.
— Изменилась? — Ее опять охватила тревога.
— Да, за прошедший год. Раньше ты ничего не хотела делать для меня, — в его голосе звучало явное недоумение.
— Но ты ведь не был сле… — Она в ужасе закрыла рот рукой.
— Договаривай! Тогда я не был слепым? — хрипло продолжил Брент.
— Извини, дорогой. Я не это имела в виду. — Вирджиния почувствовала, как к горлу подступает комок.
— Знаю… Не сердись на меня.
Он резко повернулся к двери и распахнул ее.
Он сделал заказ и посмотрел прямо на Вирджинию. Трудно было поверить, что эти глаза обращены в вечный мрак. Она подалась вперед и накрыла ладонью его руку.
— Я никогда не буду сердиться на тебя, ни за что… дорогой, — тихо ответила она.
Его брови удивленно приподнялись:
— И часто ты даешь такие рискованные обещания?
— Разве обещания между мужем и женой могут быть рискованными?
— Да, до тех пор, пока они не… узнают друг друга получше.
Тон последнего замечания заставил Вирджинию похолодеть. Она опустила глаза.
— Возьми вилку и ложку, если хочешь следовать местному обычаю, — подсказал Брент.
Незнакомая еда на время отвлекла ее. Брент, казалось, уже освоился и легко управлялся с прибором.
— О чем задумалась? — насмешливо спросил он, — не в силах постичь женскую логику, но могу себе представить, каким подвигом для девушки является выйти замуж за человека, с которым она не виделась целый год. Я прав?
— В какой-то степени — да, но…
— Но что?
— Я тоже думала об этом… — Вирджиния смущенно разглядывала узор на скатерти. — Наверное, ты будешь смеяться надо мной.
— Почему?
— Я думала о библейской Руфи, — нерешительно начала она, — и впервые поняла истинное значение ее истории.
— Но почему ты решила, что я буду смеяться? — мягко спросил он. Она не ответила, и он продолжал: — Я тоже многое понял, Вирджиния… Похоже, нам придется узнавать друг друга заново.
Они вышли на террасу выпить кофе. На клумбах уже распустились ночные цветы, за деревьями угасало пурпурное пламя заката.
— Ты ведь еще не видела
— Нет, но мне бы хотелось посмотреть. Брент, — восторженно заговорила она, — здесь все, как в сказке: яркие краски, множество храмов, сампаны на реке… Кажется, что здесь живут счастливые люди. Мне бы хотелось проехаться по улицам на рикше…
— Поедем прямо сейчас?
— А это возможно?
Брент снисходительно улыбнулся и встал.
— Поднимись в комнату и возьми шаль, — сказал он, — а я поищу какой-нибудь транспорт.
Трудно было поверить, что Брент слеп, глядя, как он командует водителем мгновенно пойманного такси. Вирджиния поняла, что за год Брент, должно быть, так изучил Бангкок, что знал его теперь как свои пять пальцев. Он называл ей здания, мимо которых они проезжали, рассказывал, чем они интересны…
В отель они вернулись уже довольно поздно.
— Хочешь что-нибудь выпить? — спросил Брент.
— Нет, спасибо. — Вид вечернего Бангкока взбодрил девушку лучше всякого спиртного.
Они вошли в лифт. Брент взял ее за руку и так горячо сжал, что Вирджиния испугалась. В коридоре он уверенно остановился перед восьмой по счету дверью, открыл ее и вдруг произнес:
— Спасибо, Вирджиния.
— За что? — удивилась она.
— За то, что ты есть, — его губы дрожали.
— Думаю, на моем месте ты поступил бы так же, — осторожно ответила она.
— Вероятно… Кто знает? — Он снял пиджак и повесил его на спинку стула.
Брент щелкнул зажигалкой, и Вирджиния отметила, какими точными стали его движения. Как будто заметив ее внимательный взгляд, он сунул зажигалку в карман и сухо сказал:
— После того, как я несколько раз обжег себе нос и пальцы, я был вынужден либо научиться сам, либо всю жизнь просить людей о помощи, когда мне хочется курить.
Всю жизнь! У Вирджинии перехватило дыхание. Значит, он не надеется вновь обрести зрение…
— Брент, так нельзя… ты не должен терять надежду!
Его лицо исказила гримаса боли.
— Я должен научиться жить сам — и не потом, черен месяц или через неделю, а прямо сейчас, — холодно произнес он. — Если я стану надеяться на чудо, то не смогу делать даже самых элементарных вещей.
Он подошел к постели, глубоко затянулся и жестко заключил:
— Я не желаю больше говорить об этом. Никогда!
Его голос был хриплым, глаза потемнели, в них появилось такое выражение, будто из запаха ее духов и шороха платья он пытался воссоздать знакомый образ.