Жестокий рикошет
Шрифт:
Они хотят дальше воевать. Им мало того, что уже произошло.
Дело хозяйское. Только они, таким образом, рискуют лишиться и Ризвана, и его счета в банке. Мне же нечего терять. У меня только жизнь осталась, но за нее я – могу и Авдорхану и Ризвану сказать категорично – привык цепляться крепко, хотя не боюсь смерти, потому что не успел в жизни сильно нагрешить.
Грузовик и «уазик» остановились около сгоревшего джипа «Гранд Чероки». Из кабины грузовика вышел пассажир с длинной черной бородой, сухощавый и сильно сутулый. С водительского места сошел человек, которого я, кажется, узнал, несмотря на расстояние, впрочем, не слишком великое. Это был тот тип, что вертел в руках «стечкин» с опущенным предохранителем во время нашего последнего с Авдорханом разговора прямо перед моим побегом. Тот самый, у которого на руках татуировки. Он,
Эти двое осмотрелись. Естественно, в первую очередь посмотрели на «зеленку», словно кого-то там отыскивая. Отыскивали, понятное дело, меня. Но я почему-то не встал и не замахал приветливо обеими руками. Более того, когда длиннобородый поднес к глазам бинокль и сразу безошибочно выбрал точку, с которой за ними могли наблюдать, я сразу вжался в камни, потому что увидеть меня, как я сам оценивал положение, можно. Хорошо еще, что половину корпуса прикрывал куст, под которым мне так хорошо спалось, а половину головы закрывал большой камень, который защищал мою голову во время сна от ветра. Как-то так я непроизвольно хорошо устроился в темноте. И под взглядом через бинокль не стал суетиться, дополнительно скрываться, а, напротив, замер, чтобы не привлечь к себе внимания.
Длиннобородый рассматривал мою горку долго и пристально, как и я рассматривал его, потом все-таки сдвинул сектор обзора и стал рассматривать берег ручья с моей стороны.
Уже то, как этот человек использовал бинокль и как сразу выбрал самые важные точки для осмотра, само за себя говорило, что он не чета тем бандитам, с которыми мне приходилось встречаться до этого. Этот был наверняка боевиком-профессионалом, опытным, искушенным в военном деле. Такой противник достоин уважения, и хорошо, что я рассмотрел его, а то уже сам почувствовал, как расслабился, воюя слишком удачно против неподготовленных молодых бандитов, умеющих только спусковой крючок нажимать, и то не всегда вовремя.
Судя по поведению длиннобородого, я остался незамеченным, потому что не шевелился. Малейшее движение с моей стороны наверняка заставило бы его быть более внимательным. Но как только закончился осмотр, длиннобородый обратился к кому-то, сидящему в кузове грузовика. Откинулся задний клапан тента, и мужчина стал разговаривать со своим командиром. Человек с татуированными руками тоже вступил в разговор. Должно быть, они обсуждали вопрос, как перекрыть мне все ходы и выходы. Сам я уже сообразил, что в кузове сидит профессиональная, судя по командиру, команда боевиков, готовых прочесать окрестности в поисках меня и Ризвана. А позади осталась другая команда – состоящая, похоже, опять из сельских бандитов, которая перекрыла мне дорогу, – не зря же машины уже останавливались. Останавливались они для того, чтобы высадить первую команду. А вторая сейчас зайдет чуть дальше и начнет вытеснять меня на засаду. Все по принципам охоты. Есть засада, есть загонщики. Загон – дело более сложное, нежели засада, непрофессионалы могут оставить дыры, в которые дичь, имея хитрость, смелость и ловкость, сумеет проскользнуть, и потому в загон пошли самые опытные.
Исходили они при этом из предположения, что я должен или на месте сидеть, или двигаться в сторону села, то есть туда, где содержатся пленники и где я надеюсь совершить обмен. Мне нет смысла предлагать обмен, а самому идти в северную сторону на соединение со своими. Я мог бы уйти туда раньше, не рисковать излишне и не захватывать Ризвана. А если захватил, значит, мне обмен нужен.
Обмен, а не обман~
Совещание Расписного и Сутулого длилось непростительно долго. Я даже ждать устал, понимая, что все разговоры должны были бы уже давно закончиться. И только когда эти разговоры, кажется, закончились, они расселись по своим машинам. Расписной лихо развернул неуклюжий «уазик» и на скорости помчался в обратную сторону. А грузовик, едва захлопнулась дверца, двинулся дальше, так и не показав мне, кто там прятался внутри, под тентом.
Если раньше я слушал один звук двигателя, пусть и сливающийся из двух звуков, то теперь задача усложнилась, и я вынужден был одним ухом слушать, куда едет грузовик, вторым – где остановится, «уазик» остановился первым, и как раз там, где я и предполагал. Значит, во время первой остановки там была высажена группа бандитов, которая устроит засаду. И Расписной будет руководить действиями засады. А люди с грузовика заедут дальше и там где-то, скорее всего за поворотом, а это через три
Мне послышался еще какой-то посторонний звук с дороги, идущей от села. Не идет ли еще одна машина, доставляющая группу, которая высадится посредине? Но звук стих, едва послышавшись, если вообще не был игрой звуковых вибраций в тесном пространстве между скал – такое тоже часто в подобной местности случается.
Но мне пора было предпринимать какие-то шаги, чтобы обезопасить себя от расстрела, а своего пленника от свободы, которой он пользоваться без моего пригляда не умеет. В запасе у меня всегда оставался один вариант, который должен был бы сработать. Я понимал, что не собственно уничтожение моей собственной персоны было целью такой большой бандитской операции. При всем моем собственном к себе уважении, я отдавал отчет в значимости младшего сержанта спецназа ГРУ для большой и хорошо вооруженной банды. Не стою я тех усилий, которые на меня в данной ситуации тратятся. Им нужен Ризван Дидигов, живой Ризван Дидигов. А мне нужно освободить пленных. По какой-то причине Авдорхан не пожелал или не смог пойти на мои условия. Я не знаю, чем вызвана эта причина. Но без пленников я не отдам им Ризвана.
Если меня все же найдут, если меня подопрут так, что не будет выхода, я просто подставлю нож к горлу Ризвана таким образом, что даже при собственном падении это горло перережу. Именно нож~ Не пистолет и не автомат, как бывает в дурных детективных фильмах, когда преступник берет заложника. Режиссеры и сценаристы никогда, видимо, не нажимали на спусковой крючок пистолета, если в этих фильмах полицейские бросают оружие, наставленное преступнику в лоб, чтобы бандит не выстрелил в жертву. Чтобы нажать спусковой крючок, требуется осмысленное усилие. А пуля летит быстрее, чем успевает среагировать мысль и передать сигнал мышцам. Всегда можно успеть выстрелить и спасти заложника. Конечно, при условии, если стрелять точно в голову на поражение. Выстрел в корпус может только ранить, хотя и тяжело, и преступник в состоянии выстрелить сам. И судорога может сработать~ При выстреле в голову никакая судорога не заставит палец сжаться так, чтобы с силой надавить на спусковой крючок. Знают, наверное, это и бандиты, если они опытные. И потому я приставлю к горлу Ризвана нож, держа его двумя руками. Если меня застрелят, я упаду и в падении перережу горло. И я готов не только пугать этим. Я готов сделать так, если у меня не будет выхода.
Но это только в том случае, если меня подопрут и поставят в безвыходное положение. Я, естественно, постараюсь такого не допустить. Но, оставаясь в «зеленке», не допустить такого трудно.
Я быстро двинулся в сторону своего пленника. Торопиться следовало, чтобы успеть сделать то, что я задумал. А с моим раненым боком сделать это будет трудно. Рана болела, и ныло все тело, но делать новый укол парамедола я пока не торопился. Это всегда успеется, а сейчас лучше иметь свежую голову, потому что ситуация серьезная. Даже более серьезная, чем первые засады. Длиннобородый командир боевиков мне определенно не понравился. От него исходила опасность.
– Я вижу, ты хорошо выспался, – поприветствовал я Ризвана почти как лучшего друга.
Он проснулся от звука моего голоса, и в его глазах был испуг. Ризван явно не понимал, где находится. Должно быть, снилось ему что-то совсем другое, и, заснув, он никак не рассчитывал, проснувшись, увидеть мою небритую недобрую физиономию.
Действительность бросилась ему в глаза, и Ризван поморщился и промычал то, что позволил ему промычать кляп.
Я сначала проверил веревки – надежны – и только после этого освободил рот. Он задышал часто и жадно, словно перед этим задыхался, хотя никто не мешал ему дышать носом. Более того, кляп даже не помешал ему уснуть и посмотреть во сне какие-то радужные сны, которым, как мне хотелось бы, не суждено было сбыться. То есть я намеревался отпустить Ризвана, если его старший брат отпустит пленников. Но что дальше будет с молодым террористом – неизвестно. Дальше я желал бы ему побыстрее закончить свой жизненный путь и сам бы охотно отправился на охоту за ним, как сейчас его друзья, или кем там они еще ему приходятся, охотятся за мной.