Жестокий роман
Шрифт:
Марат смотрит на меня. В упор. Выразительно. Перемещает взгляд чуть ниже. К груди. Не стесняется ни капли. Будто раздевает, срывает одежду, сдирает слой за слоем. Раздирает на клочки платье. Бюстгальтер. Безжалостно сминает плоть в ладонях.
Делаю глубокий вдох. Автоматически.
Становится хуже. Гораздо. На физическом уровне ощущаю его похоть. Опаляющую жажду дикого зверя. Кипучее желание изголодавшегося хищника.
— Знаешь, это не главное, — обнимаю себя руками, словно надеюсь выстроить защиту, создать
— Любовь и прочая херня, — кривит губы в ухмылке. — Я понял.
— Верность, — говорю тихо. — Преданность. Вот основная мысль. Настоящие чувства всегда побеждают людское коварство и злобу.
Ему наплевать. И это логично. Его интересует только мое тело. Поход в оперу — всего лишь мимолетная уступка. Кость, брошенная послушной собачонке.
А может, это придает некую пикантность? Ослабить поводок, выпустить на прогулку, дать глотнуть свежего воздуха. Заодно свой волчий аппетит распалить.
Огромные ладони вдруг обхватывают мою талию. Не сдавливают, просто прикасаются. Обжигают кожу сквозь ткань.
Я одета в одно из платьев, которые подбирала Замира. Довольно скромное, полностью закрытое. Элегантное и строгое.
Но я чувствую себя голой перед ним. И то, как он дотрагивается сейчас, вроде бы ничего особенного не происходит, однако впечатление, точно трахает у всех на глазах. Прямо тут. В здании оперного театра. Совершает очередной жуткий ритуал.
— Красивые слова, — холодно произносит Марат. — На деле другой расклад. Побеждает грубая сила. Зубы. Кулаки. Железо. А остальное — треп. Пользы ноль.
— Давай уедем, — выдаю сдавленно. — Вернемся домой.
— Нет уж, — склоняется надо мной. — Досмотрим твое «Фиделио».
Дрожь сотрясает изнутри. Позвонки выкручивает. Прокатывается ледяной волной от груди к животу, до пят обрушивается.
Ох. Даже слов не найду.
Как горячо рядом с этим невозможным мужчиной. Будто в самое пекло падаю. Сгораю и возрождаюсь.
— Вика, — кто-то окликает меня.
Оборачиваюсь. Сталкиваюсь вплотную с лицом из прошлого, из другой жизни, из счастливого и беззаботного периода, когда я и не подозревала, какие чудовищные сюрпризы готовит для меня судьба.
Мой коллега из университета. Ближайший друг ректора.
— Виктория, — повторяет он, и его глубоко посаженные, вечно бегающие глазки вдруг цепко впиваются в меня. — Какая неожиданность.
Застываю, даже двух слов связать не могу. Просто перевожу взгляд на лоснящуюся лысину, стараюсь избежать зрительного контакта.
— Вы так стремительно покинули нас, — продолжает мужчина. — Признаюсь, не ожидал, что сразу после свадьбы уволитесь.
Да. Я и сама не ожидала. Даже не подозревала о собственном увольнении. Значит, вот как все устроилось? Из университета меня «убрали». Матери сообщили
— А это, — прочищает горло. — Вероятно, ваш близкий друг?
Мне не удается разлепить губы. Как ни стараюсь, ничего не выходит. Стою точно истукан, молчу, не могу совладать с враз накрывшим меня оцепенением.
— Полагаю, господин Стрелецкий тоже неподалеку? — не желает затыкаться мой старый знакомый. — Я был бы рад его поприветствовать.
С какой радости? Он видел Олега только мельком. Никогда не общался с ним, толком не сталкивался.
— Тебе пора, — голос Марата звучит как удар грома.
— Простите? — недоуменно спрашивает бывший коллега.
— Место стынет, — чеканит ледяным тоном.
И почему это звучит так, будто он говорит, что стынет могила?
— А вы собственно… — начинает и практически сразу замолкает, забыв договорить фразу до конца. — Пожалуй, мне и правда пора.
Похоже, тяжелый взгляд Марата отбивает всякую охоту болтать. Мужчина спешит удалиться из поля зрения. Мгновенно ретируется.
— Грохнуть его? — вопрос вынуждает вздрогнуть.
— В каком смысле? — выдаю пораженно.
— Он тебя расстроил, — произносит ровно.
— Нет… просто, — запинаюсь.
Меня расстраивает мое положение. Контраст. Прежде я была уверенной в себе женщиной. Независимой. Абсолютно самостоятельной. Никогда не лезла за словом в карман, на все могла ответить. А теперь я рабыня. Пустое место. Никто.
— Мне наплевать, — судорожно выдыхаю. — Он напомнил о прошлом. О том, что было и чего никогда не будет.
— Тоскуешь по Стрелецкому? — спрашивает вкрадчиво.
— Что? — усмехаюсь. — Нет, конечно.
Я тоскую по себе. Но этого уже не исправить. Некоторые вещи нереально изменить, время нельзя обернуть вспять.
— Мужики по тебе сохнут, — говорит Марат. — Этот слюнями захлебнулся.
— Кто? — сперва не понимаю о чем речь. — Ох, глупость. Мы давно знакомы, работали вместе над проектом, и я чуть не пришибла его за тупость. Ректору он в доверие втерся, но сам ничего не соображает, только за счет других и выезжает.
Затихаю, закрываю рот ладонью.
В черных глазах вспыхивают опасные искры. Полные губы растягиваются в плотоядном оскале.
— Ох, нет, — судорожно бормочу я. — Не надо никого пришибать. Пожалуйста. Это у меня случайно вырвалось.
Марат молча ведет меня обратно в зал.
Второе действие проходит как в тумане. Горячие пальцы переплетаются с моими заледеневшими, напрочь отнимая остатки самообладания. Никогда и ни с кем я не ощущала ничего подобного.
Вместо музыки — тугие удары крови по вискам. Вместо картинки — самые грязные и порочные фантазии, развратные сцены, всплывающие в памяти постоянно.