Жестокий век
Шрифт:
Въехали в курень. У коновязи их встретил Джэлмэ.
– Тэмуджин, из улуса тайчиутов пришли еще шесть человек.
– Со скотом?
– Три лошади и пара быков с повозкой.
– И то хорошо.
– Четырех я отправил к овчарам. Пусть помогают делать хурут и катать войлок.
– Разумно. А еще двое?
– Это Тайчу-Кури и его жена. Я подумал, что ты захочешь поговорить с сыном Булган.
– Давай его сюда!
– Ну, я пошел, – сказал Джамуха.
– Подожди. Сейчас пойдем обедать к моей матери.
– У тебя много
За Джамухой потянулись его нукеры. Тэмуджин развел руками. Непонятный человек анда. То очень добрый, приветливый, веселый, то вдруг, как сейчас, повернется и уйдет, словно чем-то обиженный.
Их юрты стояли рядом. Еще в меркитских владениях, на пиру в честь великой победы над Тохто-беки, они с Джамухой решили больше не разлучаться, жить, как живут родные братья. И снова кровью подтвердили клятву, которую дали друг другу в детстве. Хан ушел в свои кочевья, а они поставили курени в этой местности, называемой Хорхонах-джубур. Место Тэмуджин выбрал с умыслом. Рядом кочевья тайчиутов. Теперь, когда в его руках треть огромной олджи38, он может принять под свою руку всех, кто пожелает прийти.
И люди идут. Нет ни дня, чтобы кто-то не пришел. Больше всего бегут от Таргутай-Кирилтуха, но и от его родичей – Даритай-отчигина, Хучара, Алтана, Сача-беки – тоже побежали. Однако Джамуха почему-то не радуется этому. Молчит. Почему?
– Друг Боорчу, Джамуха, кажется, обиделся?
– Может быть, и обиделся.
– Но я ему не сказал ни единого неприятного слова!
– Ты не сказал… Но ты, стоя на ногах, готов разговаривать с беглым харачу, ты – высокородный нойон. И Джамуха должен стоять рядом с харачу, ожидая, когда позовешь его обедать.
– Это ты так можешь думать, Джамуха так думать не может!
– Я как раз ничего такого и не думаю. Я твой нукер. Джамуха владетель племени.
– Может быть, ты и прав, Боорчу…
В его юрте никого не было. Братьев, кроме Тэмугэ-отчигина, он разослал по своим айлам и куреням приглядывать за пастухами, содержать в порядке так неожиданно доставшееся и такое огромное хозяйство. Для матери и младшего брата поставил отдельную юрту. Своя юрта была и у Борте.
– Садись, Боорчу. Примем Тайчу-Кури как большие нойоны.
Боорчу сел на стеганный узорами войлок – из шатра самого Тохто-беки, поджал под себя ноги, важно надулся.
– Тэмуджин, ты должен быть таким. – Засмеялся.
– Пусть таким будет Таргутай-Кирилтух.
Джэлмэ привел Тайчу-Кури. С той поры, как его видел Тэмуджин в последний раз, Тайчу-Кури мало изменился. Стал чуть плотнее, да под приплюснутым носом выросли реденькие усы, а в остальном все тот же.
На широком лице простодушно-счастливая улыбка и радостное удивление.
– Тебе не мешало бы и поклониться, – подсказал ему Боорчу.
Тайчу-Кури сорвал с головы худую шапчонку, прижал к груди, поклонился и Тэмуджину, и Боорчу. В раздумье посмотрел
– Джэлмэ за господина не признаешь!
– Будто я не знаю, кто господин, – с легкой обидой сказал Тайчу-Кури. – Мы с ним в одном курене жили. Он сын кузнеца.
– Ты пришел с женой? А где твоя мать? – спросил Тэмуджин.
– Ее убили меркиты.
– Жаль. Хорошая была женщина. Но я отомстил меркитам. За все. За твою мать тоже. Ты помнишь, как вместо меня получал палки?
– Бывает, вспомню. Спина зачешется, поцарапаю и вспомню.
– А голова? Крепко я тебя тогда стукнул колодкой?
– Ничего стукнул…
– Тайчу-Кури, ты делал для меня все, что мог, и я помню это. Чем помочь тебе? Что у тебя есть?
– У меня ничего нет, – вздохнул Тайчу-Кури. – Услышав, что ты вошел в силу, я взял жену за руку и пошел к тебе.
– Ладно… У тебя будет своя юрта, конь, оружие. Ты будешь служить мне, как твой отец служил моему отцу.
– Спасибо… За юрту, за коня. – Тайчу-Кури мял в руках шапку.
– Ты, я вижу, недоволен? Думаешь, заслужил большего? – Тэмуджин нахмурился. – Проси.
– Больше мне не надо. Но я не хочу быть воином.
– Он не хочет быть воином! Вы посмотрите на этого малоумного! Ты хочешь выделывать овчины? Согласен. Выделывай.
– Выделывать овчины я вовсе не люблю.
– Так чего же ты хочешь? Сидеть рядом со мной, как Боорчу и Джэлмэ?
– Я научился делать хорошие стрелы…
– Стрелы? Почему же сразу не сказал? Хорошего умельца я ценю даже больше храброго воина. Делай, Тайчу-Кури, стрелы. Как можно больше. Боорчу, выдай ему все, что потребует. Пусть он не заботится ни о еде, ни о питье, ни о тепле.
Тайчу-Кури заторопился из юрты. Едва прикрыв за собой полог, закричал:
– Каймиш! Он меня не забыл. Мы будем жить хорошо. Я же вырос в одежде Тэмуджина…
Тэмуджин невольно рассмеялся.
– Он хороший парень. Если такой же умелец, цены ему нет. Джэлмэ, когда твой отец будет ковать мое железо? Нам нужны кузнецы, лучники, стрелочники, тележники… У нас все должно быть свое. Поезжай, Джэлмэ, к отцу. Передай: все, что он говорил в курене тайчиутов и позднее, я хорошо помню и буду стараться делать, как он хотел.
– Я получил весть: мой отец болен. Вряд ли он сможет ковать…
– Все равно поезжай. Твой отец большого ума человек. Я хотел бы с ним поговорить. Что слышно о Теб-тэнгри?
– Не зная устали, он работает языком в тайчиутских куренях. Его предсказания начинают сбываться, и люди слушают его с трепетом.
– Пусть он приедет ко мне. Я хочу поговорить с ним.
«У тебя много дел», – с потаенным осуждением говорит Джамуха. И верно, много. И отложить ни одно невозможно. Он достиг того, о чем еще недавно едва осмеливался думать. Конечно, весь улус отца пока не собрал, людей мало, не хватает даже рук, чтобы доить всех кобылиц и коров, невелико число воинов…