Жестокое царство

Филлипс Джин

– У него на поясе было секретное оружие!

– Его подлый план провалился!

Сын весь дрожит от возбуждения, его кулачки плотно сжаты. Тор проносится по воздуху, и Линкольн подскакивает. Интересно, ему нравится идея о добре, побеждающем зло, или просто сама волнующая битва? И когда следует начать объяснять ему, что большинство людей придерживаются середины между добром и злом? Однако Линкольн так счастлив, что ей не хочется усложнять вещи.

– Знаешь, что случится потом, мама? – спрашивает он. – После того как Тор его ударит?

– Что?

Она преуспела в искусстве слушать одной половиной своего существа, в то время как другая занята разными мыслями.

–

На самом деле Тором управлял Локи. А от удара Тор теряет свою власть!

– О-о, – произносит она. – А что потом?

– Тор одерживает победу! – Линкольн продолжает говорить. – Но в городе появился новый злодей, ребята!

Джоан разминает пальцы ног и размышляет.

Она размышляет о том, что надо придумать свадебный подарок для подруги Марри. Есть художник, рисующей собак, и такого рода картина кажется Джоан хорошим вариантом. Так что ей следует послать по электронной почте заказ, хотя слово «заказ» может показаться художнику оскорбительным. Джоан вспоминает, что утром собиралась позвонить своей двоюродной бабушке. И пока Локи погребают в песке, Джоан пытается разрешить все возникающие проблемы. Может быть, думает она, следует послать по почте двоюродной бабушке ту забавную бумажную обезьянку, которую Линкольн смастерил в детском саду. Безусловно, поделка лучше телефонного звонка, хотя в этом есть определенный эгоизм, поскольку она не выносит разговоры по телефону. Ну ладно, отговорка жалкая – она это знает, – но все же останавливается на бумажной обезьянке. Джоан вспоминает о подливах, которые готовит ее двоюродная бабушка, об остатках чипсов из овощного банана в кухонном шкафу. Она размышляет о Брюсе Бокслейтнере. В школе она увлекалась его ролью в «Пугало и миссис Кинг». Недавно она обнаружила, что этот фильм целиком есть в Интернете, и она пересматривала его, серию за серией. Неплохо для фильма 1980-х, со шпионами периода холодной войны и немодными прическами. И она не может вспомнить, когда наконец поцелуются Ли с Амандой – в конце второго сезона или третьего, и ей еще надо досмотреть шесть серий второго сезона, но можно перескочить и на третий.

Поблизости раздается стук дятла, и Джоан возвращается к действительности. Она замечает, что бородавка на кисти Линкольна увеличилась. Она напоминает анемону. На гравии продолжают мелькать тени, и Линкольн разражается злодейским смехом. Она вдруг понимает, какое наслаждение доставляют ей эти прогулки в лесу с сыном.

Тор падает ей на ногу, уткнувшись головой в большой палец.

– Мамочка?

– Да?

– Почему в фильме Тор не носит шлем?

– Думаю, со шлемом на голове хуже обзор.

– Но разве он не хочет защитить голову?

– Наверное, иногда он надевает шлем, а иногда нет. В зависимости от настроения.

– Я считаю, он должен постоянно защищать голову, – заявляет Линкольн. – Опасно сражаться без шлема. Почему, по-твоему, Капитан Америка носит только капюшон? Это ведь плохая защита, да?

Пола утомляет болтовня про супергероев – ее муж охотнее поговорил бы о футбольных командах и составе участников НБА, – а вот Джоан не возражает. В свое время она была помешана на Чудо-Женщине. Супердрузья. Невероятный Халк. «Кто выиграет битву, – спрашивала она когда-то дядю, – Супермен или Невероятный Халк?» Он, бывало, скажет: «Ну, если бы Супермен проигрывал, он всегда мог улететь» – и она считала этот ответ блестящим, но сбивающим с толку.

– У Капитана Америки есть щит, – говорит она Линкольну. – Им он и защищается.

– Что, если он не успеет поднять щит над головой?

– Он очень проворный.

– Но все же, – с сомнением откликается Линкольн.

– Знаешь, а ты прав, – отвечает она,

потому что так оно и есть. – Ему действительно следует надевать шлем.

Задняя сторона ямы огорожена выступающей искусственной скалой бежевого цвета, под которой роется какое-то мелкое животное. Она надеется, что это не крыса, и воображает, что это белка, но решает не поворачивать головы.

Джоан открывает сумку, чтобы взглянуть на часы в телефоне.

– Минут через пять нам, пожалуй, пора уходить, – произносит она.

Как это часто бывает, когда она говорит, что пора заканчивать игру, Линкольн делает вид, что не слышит.

– Доктор Дум всегда носит маску? – интересуется он.

– Ты слышишь меня? – спрашивает она.

– Да.

– Что я сказала?

– Что нам пора уходить.

– Да, – говорит она. – Да, доктор Дум всегда носит маску. Из-за шрамов.

– Шрамов?

– Угу, шрамов, которые остались после лабораторного эксперимента.

– Зачем ему носить из-за них маску?

– Потому что он хочет скрыть их, – отвечает она. – Он считает их уродливыми.

– Почему он считает их уродливыми?

Она смотрит, как на землю опускается яркий оранжевый лист.

– Ну, из-за них он выглядит не как все, – объясняет она. – Некоторые люди не хотят выглядеть по-особому.

– Я не считаю шрамы уродливыми.

При этих словах Линкольна по лесу проносится громкий резкий звук. Два щелчка, потом еще несколько. Хлопки, как от лопнувшего воздушного шарика. Или фейерверка. Джоан пытается представить себе, кто из посетителей зоопарка мог произвести звуки, похожие на маленькие взрывы. Что-то имеющее отношение к празднованию Хеллоуина? По всему зоопарку развешены фонарики – не здесь, в лесистой части, а над более людными тропами. Так, может быть, сгорел трансформатор? Или продолжается строительство и это отбойный молоток?

Еще один хлопок. Еще и еще. Чересчур громкие для воздушных шариков, чересчур нерегулярные для отбойного молотка.

Птицы умолкли, но листья продолжают скользить по воздуху.

Линкольн невозмутим.

– Можно мне использовать Бэтмена вместо доктора Дума? – спрашивает он. – Он одет в черное. Если я возьму его, сделаешь ему подходящую маску?

– Конечно.

– Из чего ты ее сделаешь?

– Из фольги.

По навесу над ямой карабкается белка, и Джоан слышит тихий свист ее прыжка, когда белка перескакивает на дерево.

– А что у него будет вместо шарфов? – интересуется Линкольн.

– Шарфов? – переспрашивает Джоан, глядя на сына.

Он кивает. Она в задумчивости кивает в ответ, целиком отдаваясь расшифровке работы его мозга. Это одна из особенностей материнства, которая увлекает ее тем больше, что раньше она и не подозревала о ее существовании. Сложный уникальный интеллект Линкольна сплетает собственные миры. Во сне он иногда выкрикивает целые фразы, например: «Не по лестнице!» И тогда приоткрывается оконце в его внутренний мир, что-то вдруг промелькнет, но она никогда не узнает всего, и в этом есть что-то захватывающее. Сын – отдельное от нее существо, такое же реальное, как и она сама.

Шарфы. Она сочиняет из этого головоломку.

– Ты имеешь в виду шарфы у него на лице? – спрашивает она.

– Да. Те, которые он считает уродливыми.

– Я сказала «шрамы», – смеется Джоан. – Знаешь, как тот, что на руке у папы от ожога кипятком, когда папа был маленьким. Или шрам на моей коленке, который остался после падения.

– О-о, – застенчиво произносит Линкольн и тоже смеется. Он быстро схватывает шутку. – Шрамы, а не шарфы. Так он не считает шарфы уродливыми?

– Право, не знаю, что думает доктор Дум о шарфах, – говорит она.