Жестокое милосердие
Шрифт:
Я понятия не имею, много ли у меня времени, и не знаю, что, собственно, тут ищу. Все, что угодно, способное подтвердить или опровергнуть мои опасения!
На столе в кабинете полно документов, но там ничего необычного. Переписка с баронами, карты Франции и Бретани — все, что требуется канцлеру для исполнения его обязанностей. Я открываю шкаф у стола и бегло пролистываю хранящиеся там книги, но не нахожу ни тайников, ни припрятанных писем. И в скатанных картах нет никаких посторонних листков.
Вот
Едва ли не в отчаянии я возвращаюсь к столу, и на глаза попадается шкатулка с письменными принадлежностями. Трогаю ее и убеждаюсь: заперта. С чего бы, спрашивается, ему запирать чернила и перья?
С бьющимся сердцем я снова вынимаю кинжал и копаюсь в замке. Этот замочек куда меньше дверного и гораздо хитрей, но я справляюсь и с ним. Под деревянной крышкой обнаруживаются перья, чернильницы, маленький нож, палочка воска, тяжелый золотой перстень с печаткой.
Я беру кольцо в руки и тщательно осматриваю его. Пальцы Крунара вечно унизаны перстнями, с чего бы ему прятать этот? Что-то начинает шевелиться в моей памяти.
Так это же тот самый перстень, который я заметила в краткий миг соприкосновения с душой убиенного мною Мартела! И это значит… Что это может значить?
А то, что французский подсыл Мартел видел перстень Крунара. Или на пальце у самого канцлера при личной встрече, или как условный знак в руках у гонца.
Вот оно! Не Дюваль вел тайные переговоры с регентшей Франции — это делал Крунар!
Я сжимаю в кулаке толстый золотой перстень. Он твердый и тяжелый — всем уликам улика! Одна беда, она не впечатлит никого, кроме аббатисы, да и в том уверенности нет. Никто из тайных советников к моим доводам не прислушается. Ну какой вес может иметь мое слово против слова Крунара?
Ладно, будь что будет, решаю я и прячу перстень в карман. Лучше сомнительная улика, чем совсем никакой.
В итоге я опаздываю на сбор Тайного совета. Крунар неодобрительно сводит брови, но я кланяюсь ему со спокойной улыбкой. Я выяснила, что канцлер и вправду предатель, — какая разница теперь, что он станет обо мне думать!
За ночь ни Крунар, ни Дюнуа не пересмотрели своего мнения о том, что нам следует делать. Они приводят герцогине каждый свои доводы, я же во все глаза слежу за Крунаром: не пометил ли его Мортейн? Однако у него на камзоле пышный меховой воротник. Закрывающий шею по самые уши — поди что-нибудь разгляди!
— А вы, сударыня, что сегодня нам посоветуете?
Сморгнув, я замечаю устремленный на меня взгляд герцогини. Холодные голубые глаза Крунара тоже не покидают моего лица, и я понимаю, что требуется сугубая осторожность.
— Быть может, — медленно и как бы задумчиво произношу я, —
Крунар впивается в меня глазами, но его лицо не выдает никаких чувств.
— Что заставляет вас думать, сударыня, будто Ренн так уж верен ее светлости?
Его голос полон вызова, и я тотчас пугаюсь — может, я сказала слишком много? Или слишком открыто? Дала ему повод заподозрить тайное участие Дюваля?
Вслух я отвечаю:
— Монастырь всегда был высокого мнения о его жителях, государь канцлер.
Вот так-то! Пусть поразмыслит.
— А что, предложение дельное, — задумчиво произносит капитан Дюнуа.
Крунар открывает рот с явным намерением спорить, и я лихорадочно соображаю, каким образом противостоять ему. Но тут в дверь стучат.
— Да! — с нескрываемым раздражением откликается канцлер.
Появляется де Лорнэй, низко кланяется и переступает порог. Куда подевался придворный соблазнитель! Он весь в поту и брызгах дорожной грязи. Вновь прибывший падает на одно колено перед герцогиней и склоняет голову:
— Ваша светлость, молю простить за вторжение, но я должен безотлагательно сообщить вам горькие новости.
Герцогиня бледнеет:
— Продолжай, рыцарь.
— Французы перешли северную границу и взяли Генган. Город пал.
Я слышу, как сзади вполголоса ругается капитан Дюнуа. А де Лорнэй продолжает:
— Но это еще не самое худшее. Французская армия наступает по всему северу и востоку. Они заняли Ансени, Витрэ и Фужер.
Примерно такого поворота событий и следовало ждать, но выслушивать подобное все равно нелегко. Некоторое время мы молчим, постепенно осознавая, что на нашу страну снова напали. Герцогиня бледна как смерть, однако находит в себе силы милостиво наклонить голову:
— Мы благодарим тебя за то, что ты своевременно доставил нам эти прискорбные известия. Теперь ступай, отдохни и освежись.
Де Лорнэй поднимается и покидает солярий.
Первым подает голос Крунар:
— А вот времени, похоже, у нас нынче и нет.
Герцогиня смотрит на капитана Дюнуа, и я вижу в ее взгляде тщательно скрываемый ужас.
— Если дойдет до осады, как долго мы сможем сопротивляться?
— Недели три, — отвечает он. — Четыре самое большее.
— Успеет ли за это время к нам подойти помощь?
— Нет, — отвечает он, и в голосе звучит обреченность. — Не успеет.
Она кивает: